<<< К началу повести

Марк Цыбульский (США)
(Copyright © 2006-2017)

Владимир Высоцкий в Ленинграде
(продолжение)

- 1972 год -

"Плохой хороший человек"

''Ленфильм''. Фотопроба на роль фон Корена         Наконец, Высоцкому улыбнулась удача в кино – режиссёр И.Хейфиц пригласил его сниматься в своей картине "Плохой хороший человек" по повести А.Чехова "Дуэль".

        "Когда в начале семьдесят второго года я искал исполнителя зоолога фон Корена для своего фильма по чеховской "Дуэли", я вспомнил о Высоцком", – позднее вспоминал режиссёр.*127

        Второй режиссёр фильма Е.Татарский заслугу появления Высоцкого в картине в немалой степени приписывает себе:

        "Когда в 1971 году мы начинали работать над картиной "Плохой хороший человек", у меня возникла идея снимать вместе Даля и Высоцкого, и я предложил её Иосифу Ефимовичу Хейфицу. Тому идея понравилась. Были фотопробы, кинопробы, и в результате Володя оказался на одной из главных ролей".*128

        "Надо сказать, что к этому времени у него уже накопился кое-какой кинематографический опыт, но преимущественно связанный с Одесской киностудией, – продолжает Е.Татарский. – (С этим нельзя согласиться: к описываемому времени Высоцкий успел поработать и на "Мосфильме", и на "Беларусьфильме", да и на том же "Ленфильме", – М.Ц.)
        Я очень хорошо помню, что когда он приехал в Ленинград, и Хейфиц начал репетиции, а потом актёров стали одевать – костюмы, то-сё, – Володя был просто в шоковом состоянии: оказывается, бывает и такое кино. Не хочу обидеть Одессу – и у нас на "Ленфильме" немного групп, которые могли бы в то время сравниться с Хейфицем по дотошности. Например, долго – полчаса – обсуждалось: а давайте на костюме у фон Корена, роль которого играл Высоцкий, одну пуговичку сделаем полуоторванной: он холостяк и, наверное, некому за ним ухаживать. У Володи были круглые глаза оттого, что можно настолько подробно заниматься деталями. Наверное, никто из зрителей никогда в жизни не заметил бы эту полуоторванную пуговку, но она была. И всю картину мы следили за тем, чтобы она держалась на одной ниточке. Потом мы снимали первый павильон – это дом фон Корена – он был обставлен настоящим музейным реквизитом. На съёмках сидела сотрудница музея, и всё-всё-всё, до последней детали, было точно подобрано.
        А если говорить о деталях дальше, то обеды для сцены в доме Папанова-Самойленко привозились из ресторана гостиницы "Европейская". Не просто какой-нибудь супчонок из ленфильмовской столовки, – а из "Европейской". Всё это актёры действительно ели – вкусный, хорошо приготовленный "исходящий реквизит". К тому же, поварам говорилось: "Ребята, вы уж постарайтесь – это для Высоцкого, Папанова, Даля". И ребята, конечно, старались. Приезжал официант, накрывал стол, сервировал, чтобы всё было "как надо". А зелень из Баку! Помню, как мы мучились, чтобы она всю смену выглядела свежей, – снимали тогда по восемь-девять часов – мы её брызгали, поливали, и чуть ли не два раза в день меняли. Короче говоря, профессионализм Хейфица очень высок Можно так или иначе относиться к его фильмам, к результату, но сам процесс, я в этом абсолютно убеждён, производил сильнейшее впечатление на актёров, отвыкших и от репетиций, и от умного, тонкого, подробного разговора с режиссёром. И от внимания, которым были окружены все актёры в группе. Это, я ещё раз повторяю, произвело на Володю настолько сильное впечатление, что, когда картина закончилась, он мне сказал: "Ты знаешь, я к Хейфицу пойду на любой эпизод. Если он в следующий раз меня на роль звать не будет, а предложит маленький эпизод, самый ерундовый, – я всегда к нему пойду"".*129

        Как бы то ни было, Высоцкий был приглашён и начал работать, но... "Я обратил внимание на то, что чем глубже вживался он в свою роль, чем успешнее шла подготовка актёрской пробы, тем всё чаще предрекал он свой неуспех, не скрывал, что его что-то тяготит, – вспоминал И.Хейфиц. – Однажды он сказал мне: "Всё равно меня на эту роль не утвердят. И ни на какую не утвердят. Ваша проба – не первая, а ни одной не утвердили, все – мимо. Наверное, "есть мнение" не допускать меня до экрана".
        А после кинопробы, в которой подтвердилась принятая нами характеристика "фон коренщины" и сложность характера проявилась даже в небольшом отрывке, Володя, отозвав меня в сторону, сказал: "Разве только космонавты напишут кому следует. Я у них выступал, а они спросили, почему я не снимаюсь... Ну, и обещали заступиться".
        Видимо, письмо космонавтов дошло. Володю утвердили на роль, и мы отправились в Феодосию на съёмки" (это неточность – съёмки проходили в Евпатории – М.Ц.).*130

        Прервём на этом воспоминания И.Хейфица, ибо далее следует рассказ о съёмках в Крыму, а это к нашей теме не относится, и предоставим слово С.Жолудеву, работавшему на картине осветителем. В своих воспоминаниях С.Жолудев тоже, в основном, рассказывает о съёмках в Крыму (что естественно – основная часть работы проходила там, а в Ленинграде делались лишь некоторые павильонные съёмки), но есть в них и "ленинградский" эпизод:

        "Шли павильонные съёмки, когда я впервые увидел его (Высоцкого, – М.Ц.). В широком студийном коридоре, куда обычно в перерывах между съёмками выходят передохнуть взмокшие в павильонах киношники, он прохаживался под руку с Хейфицем. Хейфиц что-то объяснял, Высоцкий сосредоточенно слушал. На нём была облегающая рубашка и брюки с широким ремнем. Я знал его по плёнкам – мощный охрипший голос. Видел в кинофильме "Вертикаль" – плечистый бородатый здоровяк. А тут встретил совсем невысокого, бледного, едва ли не зелёного, хотя и изящного, стройного артиста. Он двигался, мягко ступая, держась с достоинством под взглядами случайных людей.

        Позже мы работали в павильонах Сосновой поляны (филиал "Ленфильма") над сценами в доме фон Корена. Не забуду блестяще сыгранный в красивейших декорациях эпизод, когда Папанов-Самойленко просит денег для Лаевского у Высоцкого – фон Корена, а тот накрывает ассигнации огромным живым крабом. Вся группа хохотала до упада, но в фильме этот момент отчего-то потускнел. В самых последних числах августа мы отправились в экспедицию – нас ждала Евпатория".*131

        Оказалось возможным установить, когда именно снимался Высоцкий в Ленинграде. В письме от 5 июля 1972 г. на имя директора "Таганки" Н.Дупака и главного режиссёра Ю.Любимова зам. директора "Ленфильма" И.Киселёв писал: "Съёмки фильма будут производиться в Ленинграде, Крыму и на Кавказе в период с 15 августа по 30 января.
        ...Сообщаем Вам примерную занятость актёра В.Высоцкого: август – 6 дней (Ленинград)...".*132

        На концертах Высоцкий неоднократно упоминал о своей работе в фильме "Плохой хорошей человек", но о своей роли не говорил. Хочется привести два его высказывания из блиц-интервью с журналистами.

        В беседе с журналистом "Таганрогской правды" Высоцкий сказал: "Проза Чехова – это большое человековедение. Всякая инсценировка крупного литературного произведения мозаична. Поэтому очень важно безошибочно подобрать "камни", чтобы "мозаика" стала цельной картиной".*133

        Более подробно рассказал Высоцкий о своём видении роли журналисту С.Чертоку:

        "Я играю фон Корена. Он увлечён маниакальной идеей спасения цивилизации путём "улучшения человеческой породы", уничтожения слабых. Эренбург в книге о Чехове писал, что когда Гитлер ещё пешком под стол ходил, фон Корен уже высказывал его "идеи". Мы не хотели изображать фон Корена как предтечу фашизма, но пытались показать его моральное поражение. Дуэль с Лаевским оказалась для фон Корена победой его последовательной жизненной философии и в то же время его нравственным поражением".*134

        За роль Высоцкий удостоился приза за лучшую мужскую роль на международном фестивале в Таормине (Италия) в 1974 г. Правда, как писал И.Хейфиц, Высоцкий так об этом никогда и не узнал. С одной стороны, это кажется маловероятным – неужто никто из знакомых киношников не сообщил это Высоцкому?! А с другой стороны, ни на одном концерте Высоцкий о своём призе не упомянул – при том, что о призах, полученных спектаклем "Гамлет" в Югославии и Франции, сообщал зрителям регулярно. Так что, похоже, режиссёр был прав...

        В Советском Союзе фильм получил прекрасную прессу. Цитирование положительных откликов заняло бы слишком много места, да и вывело бы нас за рамки темы, поэтому приведём отрывки лишь из одной рецензии, поскольку появилась она в ленинградской газете.

        "Энергичный и деятельный зоолог оценивает людей однозначно – с точки зрения вещественной полезности их существования. Он от души презирает Лаевского, неудачника, размазню, за непригодность к жизни, за человеческую слабость. "Обезвредить", изолировать от общества людей типа Лаевского, всех побеждённых, слабых, всех несоответствующих определённому эталону, "отдать в каторжные работы", а то и просто уничтожить – вот принципы, которые исповедует фон Корен. И, надо сказать, Владимир Высоцкий играет эту роль так, что отвлечённые рассуждения зоолога постепенно набирают потенциал опасной, целенаправленной, хотя и сдерживаемой страсти".*135

        По словам Е.Татарского, Высоцкий очень хотел, чтобы в картине снималась его жена М.Влади:

        "Помню, ещё до начала съёмок подошел ко мне:
        – Слушай, поговори с Хейфицем, – вдруг он попробует Марину снять?
        Я разговаривал с Хейфицем, не знаю, почему тот побоялся... Как-то это ему не показалось, и он ушёл от разговора. Второй раз я не заговаривал. Но чувствовалось, что Марине жутко хочется сняться в картине. Почти всё время съёмок в Ленинграде, а мы снимали там на протяжении месяца, Марина приходила каждый день и сидела со всегда открытым томиком Чехова: ещё раз перечитывала эту повесть".*136

        Увы, не сложилось...

"Четвёртый"

        Этот фильм режиссёра А.Столпера по пьесе К.Симонова был поставлен на "Мосфильме" и, казалось бы, к теме нашего рассказа отношения не имеет, хотя Высоцкий и сыграл там главную роль. И всё-таки несколько слов об этом фильме сказать нужно, поскольку, судя по высказыванию самого Высоцкого, он смотрел пьесу на сцене ленинградского театра, которая шла там задолго до постановки фильма.

        "Пьеса это довольно сложная, – говорил Высоцкий на концерте, – потому что там действуют покойники. Вы, вероятно, знаете её, она в БДТ шла. Театр – искусство условное, там приём может быть очень простой. В БДТ сделали вентилятор, потом – звук самолёта... И вот, якобы, приходит его (персонажа Высоцкого, называемого в фильме Он, – М.Ц.) оживлённая совесть".*137

        Пьеса "Четвёртый" в постановке главного режиссёра театра Г.Товстоногова шла в БДТ в 1960-е гг. Тот факт, что в 1973 году Высоцкий упомянул детали режиссёрского решения, несомненно свидетельствует, что, во-первых, с постановкой БДТ он был знаком как зритель и, во-вторых, постановка произвела на него хорошее впечатление – неинтересные вещи память не хранит.

Снова на гастролях

Ленинград, у здания ДК им. Первой пятилетки, 17.06.1972 г.
Фото – из архива Э.Крейнина         Летом 1972 года "Таганка" в третий раз приехала на гастроли в Ленинград. Как и всегда, выступления проходили в ДК им. Первой пятилетки. Как и оба раза до этого, был огромный успех. В первый же день по приезде в город Высоцкий сказал в начале выступления:

        "Пять лет мы здесь не были, пять лет добивались, чтобы сюда поехать. Ну, это всё были всякие сложности... Наконец, мы здесь, привезли девять названий, девять спектаклей. Милости просим, посетите наш театр".*138 На этих словах зал откликнулся понимающим смехом – билеты было, естественно, не достать.

        Фактически "Таганка" привезла весь свой репертуар: "Антимиры", "Павшие и живые", "Гамлет", "Пугачёв", "Добрый человек из Сезуана", "Десять дней, которые потрясли мир", "А зори здесь тихие"...

        Удивительно, но факт: в ленинградской прессе появилась лишь одна (!) рецензия на выступления москвичей. Похоже, "Таганка" для ленинградских критиков утратила прелесть новизны. Ленинград, июнь 1972 г.
На гастролях в роли Гамлета. Фото В.Укладникова

        В упомянутой рецензии несколько строк посвящено исполнению Высоцким роли Гамлета. Есть там, в частности, любопытные слова: "Порой начинает казаться, что не актёр играет Гамлета, а датский принц перевоплощается в Высоцкого – актёра, поэта, менестреля".*139

        Очень интересный взгляд! Подобную мысль однажды высказал А.Городницкий. Он, заметим, был одним из очень немногих, – если вообще не единственным, – кто посвятил Высоцкому песню при жизни ("Галилей", 1967 г.):

        "Высоцкому было тесно в рамках ролей, и он все их мял под себя... Когда совпадают два художника, разные по знаку, всегда идёт противоборство. И вот, скажем, Галилей Высоцкого, это Высоцкий–Галилей, и даже Гамлет–Высоцкий это – Высоцкий–Гамлет. Это его личность, спроецированная на близкие ему образы".*140 Ленинград, июнь 1972 г.
В роли Гитлера в сп. ''Павшие и живые''. Фото В.Укладникова

        На гастролях в Ленинграде Высоцкий впервые сыграл роль, которая потом стала одной из лучших в его репертуаре. О том, как он входил в эту роль, рассказывает его многолетний партнёр по сцене В.Смехов:

        "Образ Гудзенко, впервые восхитивший зрителей в исполнении Николая Губенко в 1965 году, достался Высоцкому летом 1972 года в Ленинграде, на гастролях, срочным вводом. Это трудно передать на письме, это надо предъявить актёрским показом, но... Суть вот в чём. Монолог Гудзенко – финал трагического спектакля. Очень сильная нота. "Нас не нужно жалеть..." – могучее произведение. Для финала же оно слишком продолжительно, трудность для актёра в том, чтобы усталость публики и всё пережитое ею до сей поры властью своего чтения переключить, перемагнитить – на себя. И удержать внимание зрительного зала. И – подвести суровыми словами к последним строкам. А там, на авансцене, у чаши Вечного огня, при горестном собрании всех участников у него за спиной, завершить всё уже стихами Слуцкого:
                Давайте после драки <...>
                ... Давайте выпьем, мёртвые,
                Во здравие живых.

        Наверное, как и другие актёры в первые годы жизни спектакля, Владимир, играя в нём много и хорошо, мечтал об образе Семёна Гудзенко. Поэтому, когда ситуация потребовала срочно войти в роль, артист так жарко и охотно её исполнил. Не нужна была ему тогда ни "главная", ни "заметная", а только – желанная. Близкая его душе. Таков был Семён Гудзенко. Но времени у актёра – в обрез. Володя полистал страницы текста, а потом придумал свой способ. Привёл меня к себе в номер, в "Асторию", посадил перед собой и попросил несколько раз прочесть всё гудзенковское, но так – "как это читал Колька"... Актёры меня поймут, это оказался кратчайший путь. Я помог Володе таким образом возбудить чувственное воспоминание старого времени премьеры, когда раз за разом не убавлялось за кулисами жителей спектакля, все были прикованы интересом к работе Николая Губенко... Теперь это стало очень важным для Высоцкого... Я прочёл, подражая по памяти. Володя прочёл, как мне показалось, весьма ученически. Ещё и ещё раз повторили, устали, пообедали, разошлись. Вечер. Полчаса перед спектаклем "проходили пешком" нашу сцену. Володя кусает губы, примеряет накидку, разучивает, когда снять каску, одеть пилотку, где стоять, куда идти... В каждой семье – свои легенды. Эта роль перебывала в разных, в том числе, вполне бережных руках. Но высота давней премьеры казалась недостижимой, игра Губенко – легендарной. Володю, кажется, совсем не волновал вопрос конкуренции: это настало новое время – время поэта в актёрской шинели... Но случилось (не сразу, а за пятым, примерно, разом) чудо на нашем таганском небосклоне".*141

        Таким образом, ленинградцы оказались первыми, кто увидел Высоцкого в новой роли. Увы, критика этого не заметила.

Как Высоцкий детдомовцам помогал

        Петербургский фотограф Владимир Меклер (хорошо известный почитателям Высоцкого по серии фотографий, сделанной им 16 апреля 1980 года в Большом драматическом театре) познакомил меня с Ирмой Поленовой, долгие годы работавшей с воспитанниками ленинградского детского дома имени Н.А.Римского-Корсакова.

        Имя композитора в названии, на первый взгляд, звучит весьма необычно. Дело однако в том, что полное название учреждения – детский дом-школа музыкального воспитания. Собирались туда дети, имевшие способности к музыке и пению. Когда в 1972 году Театр на Таганке приехал на гастроли в Ленинград, то именно там были отысканы недостающие "артисты".

        "В трёх спектаклях театра обязательно было участие детей в возрасте 10-12 лет, – рассказывала мне Ирма Константиновна. – А в спектакле "Пугачёв" трое мальчиков начинали – спускались по наклонной деревянной горке к авансцене, где уже стоял широкий деревянный чурбан с вколоченным в него огромным топором. Зловещая картина. Дети, одетые в серые рубища, спускались и пели, держа горящие свечи в руках.
        В Москве трое мальчиков были из Хорового училища. В Ленинград они приехать не смогли.
        В это время я работала в ДК им. Первой Пятилетки, в детском отделе, вела вокальный ансамбль по совместительству с основным местом работы в детском доме музыкального воспитания им. Н.А.Римского-Корсакова. Ко мне обратились с просьбой подготовить поющих ребят. Это было не сложно, поскольку дети летом жили на детдомовской даче в посёлке Кавголово и там же продолжали заниматься и музыкой. Сначала мы отобрали четверых детей, но один мальчик не вытягивал, поэтому осталось трое – два мальчика и одна девочка.
        Музыкальный редактор театра Соберайская Валерия Станиславовна дала мне музыкальный материал, исключительно сложный и мелодически, и ритмически. Дети всё выучили, и мы поехали на репетицию. Юрий Петрович Любимов и Людмила Васильевна Целиковская ведут репетицию. Помню, что Целиковская приходила и уходила, а Любимов сидел и слушал моих ребят. Потом обернулся ко мне и сказал: "А Ваши лучше поют, чем москвичи!" Не скрою, это было очень приятно.
        Надо сказать, что этот ДК имеет только две гримёрных комнаты: одна – для женщин, другая – для мужчин. Нас поместили в мужскую гримёрную. Хотя из трёх детей одна девочка была, но в рубищах все одинаковы. И вот Хмельницкий, Васильев и другие актёры вместе с нами, и здесь же, конечно, Владимир Высоцкий. Какой нежностью и теплом окружили актёры ребят! А когда узнали, что они из детского дома, – для людей с обнажёнными чувствами, для актёров, это было сигналом к действию.
        Организатором и вдохновителем был Владимир Высоцкий. Перед каждым спектаклем, в котором участвовали наши дети, он бросал клич: "Ребята! Завтра несите всё". И каждый приносил всё, что мог. Там были игрушки – машинки, мячи разные, угощения.
        Театр арендовал небольшой автобус, который привозил и увозил после спектакля ребят в Кавголово. Мы же со спектакля приезжали в двенадцать, иногда в первом часу ночи. И ребята все нас ждали. Может быть, из-за мешка с угощениями, а может быть, и нет. Но там было всё – и для маленьких детей, и для среднего возраста, и для старших. И это было достаточно часто, потому что, кроме "Пугачёва", наши дети – другие уже – принимали участие ещё в "Добром человеке из Сезуана" и "А зори здесь тихие". В сборе подарков принимала участие вся труппа, но организовал всё это именно Высоцкий. Светлая ему память, и совсем не за "мешок", а за любовь и сострадание к этим детям".*142

        И.Поленова назвала мне имена детей, выходивших на сцену в одном спектакле с Высоцким: Константин Тараск (уже ушедший из жизни), Игорь Алексеев и Надежда Солнцева (в девичестве Консофарова).

        "Мы в трёх спектаклях выступали, – рассказывал мне И.Алексеев. – Ну, сами понимаете, нам по одиннадцать лет было. Спектакли – это нам по барабану было. Что я могу помнить... Я помню, как я однажды чуть в яму не свалился – вот это самое главное воспоминание о моём участии в "Пугачёве".
        А вот на самом деле самое яркое воспоминание – это когда мы после спектакля приехали в Кавголово и привезли огромную гору конфет. Вот это было классно, вот это было счастье!
        Высоцкого я запомнил на банкете. После окончания гастролей в ДК имени Первой пятилетки был банкет. Нам, детям, поставили отдельный стол. Актёры были все – и Золотухин, и Хмельницкий, и Смехов, и все прочие. Но мне больше всего запомнился именно Высоцкий. Он пел на том банкете, и вогнал меня своим пением в немножко шоковое состояние. Он пел на надрыве. Нас-то всегда учили петь чисто, а он пел надрывисто, зажатым голосом. В сочетании с его гитарой это было очень сильное впечатление".*143

        "Высоцкий за кулисами был оживлённый, рассказывал артистам анекдоты. Вокруг него всегда была какая-то аура радости. Он часто был с гитарой, с ним было легко и весело, – вспоминала Н.Солнцева. – В спектакле у нас совместных сцен с Высоцким не было. В начале первого отделения мы с Игорем и Костей выходили и пели, а второе отделение мы открывали вдвоём с Хмельницким. Там был выстроен помост, мы с него спускались, и я катила деревянные яички, а он катил головы. Я этих голов очень боялась, а он меня успокаивал: "Ты не бойся, они не настоящие, я их сам делал".
        У нас, детей, было несколько выходов на сцену, а между выходами артисты, и Высоцкий, в том числе, водили нас в буфет, и мы выбирали себе пирожные и лимонад. Это были самые счастливые моменты.
        И ещё помню мороженое. В антракте мы с Высоцким и другими артистами выходили, и они покупали нам мороженое. А после спектакля с подарками от них мы счастливые возвращались в Кавголово – это ощущение я до сих пор помню".*144

"Высоцкий в гостях у Райкина"

        О том, как Владимир Высоцкий оказался в гостях у Аркадия Райкина известно точно. А вот обстоятельства этого визита и даже кто, кроме них двоих, присутствовал при встрече, в разных воспоминаниях излагается по-разному...

        Александр Кусков, писавший репризы для А.Райкина, рассказал, что однажды в ленинградском Театре миниатюр готовилась к постановке пьеса "Мамонты", которую написали совместно А.Кусков и Е.Бащинский. В спектакль потребовалась песня, и Райкин предложил Кускову связаться с Высоцким.

        В конце концов, Кускову это удалось, – он пришёл к Высоцкому за кулисы в Театр на Таганке и рассказал содержание пьесы: "Там в лесу, в заповеднике, звери поймали браконьера, привязали к дереву и судят за все его зверские поступки. Причём, браконьер обросший, грязный, матерщинник, а звери культурные, аккуратные, в смокингах, фраках, с "бабочками"... И вот когда браконьеру грозит суровый приговор, раздаётся стук дятла, который сообщает, что браконьер-то не простой, а родственник директора заповедника. И тут же ход суда меняется на 180 градусов. Все претензии зверей оборачиваются против них же. Браконьера оправдывают, ему возвращают ружьё, и он спокойно расстреливает всех "интеллигентных" зверей". (Цитируется по газ. "За Калужской заставой", Москва, № 3 (190), 25-31.01.2001 г.)

        Вот теперь всё становится понятным! Песня "Заповедник" действительно идеально подходит для спектакля "Мамонты", но спектакль так и не был поставлен, в том числе, как пишет Кусков, и по идеологическим причинам.

        К сожалению, в интервью, которое А.Кусков дал в конце того же, 2001-го, года "Литературной газете" ("Литературная газета", Москва, 31.10.-6.11.2001 г., № 44 (5855)) есть разночтения по сравнению с первоначальной информацией. Во-первых, название спектакля меняется на "Суд зверей", во-вторых, выясняется, что Кусков встретил Высоцкого на репетиции, когда "Таганка" гастролировала в Ленинграде, в-третьих, он говорит, что песен было несколько, в-четвёртых, о знакомстве Высоцкого с Райкиным Кусков рассказывает иначе, чем Галина Левина, рассказ которой я привожу ниже. При этом она о А.Кускове не упоминает вообще.

        Зато другой автор, писавший для А.Райкина, Евель Бащинский, не упоминает Г.Левину!

        "Е.Б. – У нас была большая миниатюра, называлась она "Суд зверей". Райкин говорит: "Тут бы надо какую-нибудь песню". Это было в Ленинграде, в квартире у Райкина. Мы сидели, разговаривали, а Костя (сын А.Райкина – М.Ц.) просто проходя мимо, это услышал. Он тогда работал в "Современнике", и у них шёл спектакль "Свой остров" с песнями Высоцкого. Костя сказал: "Папа, это потрясающий автор!" Райкин говорит: "Да? Ну тогда хорошо бы его позвать".
        Ну Райкину как-то было не с руки самому звонить, он попросил привести к нему Высоцкого. "Таганка" тогда как раз гастролировала в Ленинграде. Наш соавтор Саша Кусков приходил в театр и пытался позвать Высоцкого. Саша был человек странный, сильно выпивал. Ну, Высоцкий его обматерил и сказал: "Пошёл вон".
        А потом я его позвал. Высоцкий говорит: "Что, серьёзно?" Я ему отвечаю: "Абсолютно серьёзно". Потом через несколько дней уже Высоцкий ко мне подошёл и попросил разрешения прийти с Золотухиным. Я позвонил Аркадию Исааковичу, тот говорит: "Да ради Бога, пусть приходят вместе".
        М.Ц. – Кто присутствовал на этой встрече?
        Е.Б. – Высоцкий, Золотухин, Райкин, его жена Рома и я.
        М.Ц. – А Галина Левина там была?
        Е.Б. – Не было. Абсолютно точно.
        М.Ц. – Как происходила встреча дома у Райкина?
        Е.Б. – Очень хорошо всё запомнилось. Высоцкий пришёл с гитарой. Он сразу сказал Райкину: "Аркадий Исаакович, я просто мечтал с Вами познакомиться". С ним был Золотухин, и Рома начала очень хвалить его за Бумбараша. Говорила: "Валера, это просто замечательно!"
        Помню, Высоцкий сказал Райкину: "Вы меня извините, подходил ко мне Ваш парень, но я его обматерил. Понимаете, ко мне каждый день какие-то личности подходят. То он помощник Гречко, то он референт Косыгина".
        Потом Высоцкий рассказал Райкину, как он однажды пришёл в кабинет Фурцевой, театрально упал на колени и закричал: "Кормилица, выручай!" А она засмеялась и сказала: "Помочь только Шауро может".
        Высоцкий начал петь где-то с одиннадцати часов и разошлись мы уже перед тем, как развели мосты. Нам же в гостиницу надо было, они жили в "Октябрьской", и я тоже. Володя был на машине (какая-то иностранная машина у него была), он нас отвёз.
        Мы изложили ему суть дела, какую песню надо было написать. Эта миниатюра, "Суд зверей", она была очень большая, на всё отделение. Высоцкий эту песню действительно написал, я помню, что она была страницах на четырёх.
        М.Ц. – Почему песня не вошла в спектакль?
        Е.Б. – Потому что и вся миниатюра была снята, только поэтому".*145

        Но ведь и Г.Левина была автором Райкина! Её рассказ я привожу ниже и предоставляю читателю самому судить, как всё было на самом деле...
        Мне очень повезло: творческие встречи с Аркадием Исааковичем перешли в многолетнюю личную дружбу и с ним, и с Ромой, его женой... Наша дружба продолжалась около тридцати лет. Она подарила мне не только радость общения с бесконечно талантливыми, неординарными людьми, но и встречи в их доме со многими интересными личностями.
        Встреча, о которой пойдёт речь, произошла, приблизительно, в 1971-1972 гг. в райкинской ленинградской квартире. Вероятно, это была осень, поскольку в моей памяти осталась прохлада того дня. (Дату этой встречи установил московский высоцковед П.Евдокимов, проанализировавший опубликованные дневники В.Золотухина. 20 июня 1972 г. тот записал: "Не успел я вчера войти в театр, как мне сообщили, что я ночью в гостинице шумел, пел песни и т.д. "Новый загулявший Дон Жуан", – заклеймил меня шеф. Это передал мне Володя. Его словам не поверили, о том, что в это время мы были у гениального артиста – Райкина". Таким образом, становится ясным, что описываемая встреча состоялась 18 июня 1972 г., – М.Ц.). Ленинградский Театр миниатюр работал тогда одну половину сезона в Ленинграде, а вторую – в Москве. Обычно день накануне отъезда Райкиных из Ленинграда я проводила с ними.
        Аркадий Исаакович ушёл куда-то по делам, а я помогала Роме заканчивать сборы. Вдруг позвонил Аркадий:
        – Ромочка, я понимаю, что сегодняшний день совершенно не подходящий для приёма гостей, но я встретил сейчас Володю Высоцкого. Володя сказал, что ужасно хочет со мной повидаться, а другой возможности в ближайшее время не будет. Ты уж не сердись, но я пригласил его к нам.
        "Таганка" в то время гастролировала в Ленинграде. Вечером раздался звонок. Мы вышли в переднюю. В дверях стоял Высоцкий, рядом с ним – смущённый Валерий Золотухин.
        Прямо с порога Высоцкий начал с извинений:
        – Ради Бога, простите, что я без предупреждения приехал не один, но Валерий, когда узнал, что я еду к Вам, сказал, что он умрёт, если я не возьму его с собой. Он Вас обожает, и давно мечтал о встрече с Вами.
        Так начался этот запомнившийся мне вечер. Точнее, ночь. Они ведь приехали после спектакля, было часов одиннадцать, а сидели мы до глубокой ночи.
        Говорил, в основном, Высоцкий. То, о чём он поведал, теперь, по прошествии многих лет, нам во многом известно. А тогда его монолог был откровением для нас и горькой исповедью для него. Особенно мне запомнился его рассказ о встрече с Фурцевой.
        В ту пору Фурцева была министром культуры, фигурой весьма колоритной. По-житейски женщина неглупая, не чуравшаяся возможности использовать в общении свои женские чары, чуть поднаторевшая в искусстве... Однажды, уж не помню при каких обстоятельствах, они встретились с Высоцким в Театре на Таганке.
        Фурцева, рассказывал Высоцкий, была необычайно любезна:
        – Володя, почему Вы никогда ко мне не заходите? Как Вы живёте?
        Высоцкий отвечал коротко: живётся трудно.
        – Что так? – удивилась Фурцева. – Помочь не могу?
        – Можете, наверное. Я прошу об одном – откройте шлагбаум между мной и теми, для кого я пою. Я пробовал говорить в разных инстанциях, просить, доказывать, но... Эту ватную стену пробить невозможно.
        – Зачем же о таком серьёзном деле Вы разговариваете с разной мелкой сошкой? – улыбнулась Фурцева. – Приходите прямо ко мне. Разбёремся. Вот Вам мой телефон. Я, конечно, помогу.
        Окрылённый этим разговором, Володя позвонил буквально на следующий день. Трубку снял референт. Высоцкий представился и попросил соединить его с Фурцевой.
        – Подождите минутку, – любезно прозвучало в ответ.
        Через некоторое время референт ответил:
        – Вы знаете, буквально минуту назад Екатерина Алексеевна вышла. Позвоните, пожалуйста, попозже.
        Позвонил попозже. Референт огорчённо:
        – Владимир Семёнович, какая досада! Её только что вызвали в ЦК. Попробуйте позвонить завтра.
        Звонил. Звонил по несколько раз в день. Звонил утром, днём, вечером, но каждый раз получал подобные ответы. Фурцева явно избегала разговора с помощью такого нехитрого и проверенного способа.
        Ощущение клетки было для Высоцкого нестерпимо, и вспоминал он об этом с горечью и болью. Так можно говорить только с уверенностью, что тебя понимают и слышат.
        Надо сказать, что Райкин умел слушать. Если ему было неинтересно то, что говорил собеседник, он мог вежливо слушать, не слыша, но хорошо знающим его это всегда было заметно. Зато, если уж ему был интересен собеседник, он не просто слушал, а внимал, вникая в детали, переспрашивая, вбирая в себя слова и эмоциональное состояние собеседника.
        Аркадий Исаакович понимал Высоцкого, как никто, он сам пережил подобное. При выпуске многих его программ мелкие чиновники, облечённые властью, во время "приёмки" (была такая чудовищная процедура) зверски калечили спектакль, требуя убрать целые монологи, самые злободневные сцены и самые острые фразы, выхолащивая тем самым смысл постановки. Борьба с ними иссушала душу и губила здоровье. Устав от этих изнурительных схваток, Райкин решил апеллировать в самую высокую инстанцию. Он договорился о встрече с верховным вершителем судеб советского искусства, заведующим отделом культуры ЦК КПСС. В то время этот пост занимал некий Шауро.
        После первых приветственных слов Шауро вступил в разговор фразой:
        – Аркадий Исаакович! Ну разве может человек Вашего уровня произносить такую антисоветчину!
        Райкин был смелым человеком и закалённым в борьбе с глупостью бойцом. (Другое дело, какой ценой далась эта закалка). К тому времени ему уже "выдубили кожу", он никого и ничего не боялся. Он ответил Шауро:
        – Вот тексты этой программы. Может быть, Вы скажете, что именно можно назвать здесь антисоветчиной? Правду и моё желание обнажить эту правду?!
        Шауро отодвинул тексты в сторону:
        – Смотреть не буду. Тексты – не моя епархия.
        У Райкина сложилось впечатление, что Шауро вообще не знал толком, о чём идёт речь. Похоже, он руководствовался наветами какого-то чиновника.
        Аргументами противник не владел, но беседа продолжалась на таком нерве, что прямо из кабинета Шауро Аркадия Исааковича увезли в больницу с инфарктом.
        Любопытная и грустная деталь. Больше огорчения и сочувствия выразил дежуривший в вестибюле швейцар, а не Шауро со своим секретарём.
        Естественно, настал момент, когда мы попросили Высоцкого спеть. Кассеты с его песнями, которые теперь есть в каждом доме, в те времена были редкостью. Официально их не выпускали, а "подпольные" была неизвестно где приобретать. Многие песни, которые пел Высоцкий, мы слышали впервые. Они буквально потрясли нас своей взволнованностью, остротой, точностью ощущений и обнажённостью чувств. Мы совершенно не замечали времени и опомнились только в четыре часа утра.
        Вспомнилась ещё одна интересная деталь. Райкины жили в доме на углу Кировского проспекта и улицы Скороходова, занимая четырёхкомнатную квартиру. Мы сидели в столовой, которая имела общую стену с соседней квартирой. Уже через много лет Катюша Райкина рассказала мне, что, оказывается, соседи записали на магнитофон весь этот импровизированный концерт.
        А заключительный аккорд вечера был забавным. Рома позвонила в диспетчерскую такси, и ей сказали, что машину придётся ждать не менее двух часов. Надо сказать, что Аркадий Исаакович редко использовал такой козырь, как своё имя, но в данном случае без этого было не обойтись. Он сам позвонил, представился и своим неповторимым, всем знакомым голосом попросил прислать такси побыстрее. Уже через пятнадцать минут диспетчер сообщил, что такси ждёт у подъезда.
        Мы с Высоцким и Золотухиным спустились к машине. На нас удивлённо воззрился водитель:
        – А где же Райкин?!
        Мы объяснили, что Райкин дома, а мы были у него в гостях. Водитель был страшно разочарован:
        – Ой, а я-то думал, – самого Райкина повезу!
        На Высоцкого он даже не взглянул".*146

Продолжение следует.

Перейти на другие страницы повести:  1  2  3  4  5   6  7  8  9  10   _______________________________________________
<<< (обратно к тексту)

  1. И.Хейфиц. "Две роли Высоцкого" в кн. "Владимир Высоцкий в кино", Москва, 1989 г., стр.135.
  2. Е.Татарский. "Такого я не ожидал" в газ. "Высоцкий: время, наследие, судьба", Киев, 1994 г., № 12, стр.2.
  3. Там же.
  4. И.Хейфиц. "Две роли Высоцкого" в кн. "Владимир Высоцкий в кино", Москва, 1989 г., стр.136.
  5. Цит. по интернет-сайту "Высоцкий: время, наследие, судьба" – http://otblesk.com/vysotsky/goludev_.htm
  6. Цит. по ж. "Вагант", Москва, 1993 г., № 6, 8 (43, 45), стр.22.
  7. В.Дружбинский. "О людях сложных и разных" в газ. "Таганрогская правда", 3.03.1973 г.
  8. С.Черток. "Владимир Высоцкий", ж. "Спутник кинофестиваля", № 12, 22.07.1973 г.
  9. И.Сэпман. "Ценность человеческой жизни", в газ. "Ленинградская правда", 2.02.1974 г.
  10. Цит. по газ. "Высоцкий: время, наследие, судьба", Киев, 1994 г., № 12, стр.2.
  11. Цит. по фонограмме: Ленинград, "Гипрошахт", 20 марта 1973 г.
  12. Цит. по фонограмме концерта в ВАМИ 17 июня 1972 г.
  13. М.Любомудров. "Принц Гамлет и старшина Васков" в газ. "Вечерний Ленинград", 6.07.1972 г.
  14. Цит. по фонограмме концерта, записанного на аудиокассете "Атлантида", Москва, 1995 г.
  15. Цит. по: В.Смехов. "Живой, и только!", Москва, 1990 г., стр.62-63.
  16. Фонограмма беседы от 20.02.2010 г.
  17. Фонограмма беседы от 6.03. 2010 г.
  18. Фонограмма беседы от 21.02.2010 г.
  19. Фонограмма беседы от 26.04.2011 г.
  20. Фонограмма беседы от 8.09.1997 г.


Книги наших авторов

Наш «Живой Журнал»

Форум