- 1968 год -

"Интервенция". Продолжение работы

        Принято считать, что сдачу картины блокировали чиновники от искусства. Тянули-тянули, заставляли переделывать, а потом и вовсе не разрешили выпустить картину в прокат.

        После завершения работы над фильмом так оно и было, но было это уже после июня 1968 года, когда, наконец, лента "Величие и падение дома Ксидиас" (первоначальное название "Интервенции") была сдана Художественному совету студии.

        Не могу, конечно, утверждать наверняка, но придерживаюсь мнения, что если бы фильм был сдан в срок, то есть, в декабре 1967 года, то у него были бы шансы выйти на экраны. Картина готовилась к 50-летию Октябрьской революции, и хоть при самом лучшем раскладе могла быть готова после октября, но, тем не менее, – в юбилейный год. Возможно, чиновники не рискнули бы трогать картину о революции, сделанную к такой знаменательной дате.

        К весне же и, особенно, к лету 1968 года ситуация изменилась. Во-первых, спешить уже было некуда, все торжества были позади. А вторую причину, как мне кажется, очень точно определил главный художник фильма М.Щеглов:

        "Её (картины, – М.Ц.) окончание совпало с событиями в ЧССР (даже название перекликалось), и картина на двадцать лет почила на полке..."*97 Судя по всему, правильное наблюдение...

        Почему же произошла задержка с окончанием картины? Да потому же, почему в Советском Союзе вообще мало что делалось в установленные сроки. В одном из выпусков газеты "Кадр" (упоминавшейся уже многотиражки "Ленфильма", выпуск от 3 ноября 1967 г.) отмечалось, что "ряд съёмочных групп (в том числе – группа "Интервенции", – М.Ц.) работает с большим перерасходом средств и отставанием от графика производства фильмов". В другом выпуске той же газеты назывались причины: "Отставание, а также связанный с этим перерасход средств является, во-первых, следствием того, что творческие объединения и директора картин при утверждении актёров-исполнителей основных ролей фильма не учитывали их занятости в театре, и, во-вторых, на должности вторых режиссёров были назначены люди, не сумевшие провести необходимые работы подготовительного периода и провести должную работу каждого съёмочного дня. Именно поэтому наши оперативные сводки стали изобиловать пометками: "Съёмка не назначается в связи с занятостью актёра"".*98

        Сроки съёмок нарушались постоянно, и ни с какими происками партаппарата это не было связано. В номере "Кадра" от 9 февраля 1968 г. директор 2-го творческого объединения И.Каракоз сообщает, что "сейчас чётко, слаженно и ответственно работает коллектив "Интервенции". В ближайшие дни будут закончены всё съёмки", а в выпуске от 29 апреля тот же И.Каракоз говорит, что съёмки должны быть закончены в июне.

        Одним словом, время было упущено. Фильм был, наконец, закончен в июне, а в конце июля он не был принят, после чего начались работы по исправлению. В конце концов, фильм был окончательно отвергнут.

        Существует письмо на имя Л.Брежнева, подписанное всеми актёрами, снимавшимися в "Интервенции". По словам Г.Полоки, автором письма был именно Высоцкий.

        "Высоцкий написал искреннее, взволнованное письмо, индивидуальное по слогу, свободное от привычного чинопочитания и газетных формулировок. Письмо называлось "Прошение"".*99

        И письмо не называлось "Прошение", и писал его не Высоцкий... Автор письма – участник фильма, исполнитель роли Женьки Ксидиас, В.Золотухин, о чём сам он и пишет в своих дневниках:

        "11.12.1968. Вчера читал Полоке, Щеглову, Кохановскому, Высоцкому свой окончательный вариант письма (об "Интервенции"). Принято без единой поправки и признано талантливым".*100

        Хоть к составлению письма Высоцкий отношения не имел, но он его подписал (как, впрочем, и все актёры, снимавшиеся в фильме), поэтому, полагаю, уместно привести его в этой книге:

        "Письмо съёмочной группы к/ф "Интервенция" Л.И.Брежневу.
        УВАЖАЕМЫЙ ЛЕОНИД ИЛЬИЧ!!
        Мы, артисты разных поколений, разных театров, объединённые одной работой по созданию фильма "Величие и падение дома Ксидиас" (киностудия "Ленфильм"), убедительно просим Вашего личного вмешательства в определение судьбы нашей работы. Над работой, в которую вложено огромное количество творческой энергии и государственных средств, нависла серьёзная опасность. По воле людей недальновидных могут свестись к нулю напряжённые усилия большого количества творческих работников.
        Руководители Комитета Кинематографии при Совете Министров СССР не допустили фильм к прокату, несмотря на то, что он был принят Ленинградской партийной организацией, положительно оценён Художественным Советом студии "Ленфильм".
        Фильму предъявлен ряд обвинений, которые, на наш взгляд, являются тенденциозными и необоснованными. Главные и основные из них: а) Революционные идеи дискредитируются гротесковой, буффонадной формой их подачи; б) Революционные идеи показаны с развлекательных позиций обывателей. С подобными обвинениями мы категорически согласиться не можем и полагаем таковые для себя оскорбительными. Мы считаем своим гражданским долгом советских артистов ещё раз заявить, что подавляющее большинство фильмов на революционно-историческую тему проваливаются в прокате. Это происходит по причине их скучной, непривлекательной, стереотипной художественной формы.
        Но авторы подобных произведений довольно успешно прикрываются щитом социалистического реализма, не подозревая, что во время непримиримой идеологической борьбы их "стандарты" работают на руку идеологическим врагам, нанося удар самому направлению социалистического реализма. Как советским гражданам и художникам, нам больно видеть пустые залы, где демонстрируются фильмы, изображающие дорогие для всех нас события.
        Вот почему, когда возникла идея экранизации произведения Л.Славина, мы горячо поддержали замысел режиссёра Г.Полоки (ранее поставившего фильм "Республика ШКИД", получивший несколько премий на различных кинофестивалях), который призвал весь съёмочный коллектив, от осветителя до народного артиста, передать революционное, героическое содержание первоисточника в острой привлекательной форме.
        Мы хотели, чтобы на наш фильм пришёл массовый зритель, и мы решили возродить в своей работе принципы и приёмы, рождённые революционным искусством первых лет Советской власти, которое само по себе уходило глубочайшими корнями в народные, балаганные, площадные представления.
        "Самой серьёзнейшей теме, – сказали мы, – самое смелое, пропагандистское решение, вплоть до буффонады и гротеска". И нам непонятно утверждение некоторых товарищей, что режиссёр и артисты как-то неуважительно обошлись с темой, и, в частности, с образами большевиков, показали их в смешном утрированном виде.
        Эти люди, очевидно, забыли опыт революционного искусства – окна Роста, сатиры и поэзию Маяковского, Демьяна Бедного, плакаты Черемных, Синие блузы, агитпоезда, площадные мистерии Мейерхольда, Охлопкова, Эйзенштейна... Мы полагали, что всякому художественно образованному человеку ясно, если избран плакатный, условный жанр фильма, если окружающие большевиков образы решены в карикатурно-гротесковом плане, то сами большевики не могут быть изображены бытовыми, стереотипными средствами.
        Образы революционеров решены, в соответствии с гротесковым решением отрицательных персонажей, в условно-романтическом ключе, а центральный образ большевика Воронова – в героико-романтическом плане.
        Несмотря на категорическое несогласие автора сценария, который одобрил нашу работу, директор киностудии "Ленфильм" С.В.Киселёв отстранил от окончания картины режиссёра-постановщика Г.Полоку, лично взялся монтировать фильм и до неузнаваемости изуродовал его. Случай в истории советского кинематографа беспрецедентный. Такое обращение с личностью художника, такое грубое вмешательство в его творчество мешает созданию полноценных художественных произведений, дискредитирует саму идею руководства искусством партийными органами и должно быть резко осуждено. Кинолента "Величие и падение дома Ксидиас" – произведение смешное и грустное, весёлое и трагическое.
        Леонид Ильич! Мы не утруждали бы Вас своим письмом, если бы не гордились результатами нашего труда, если бы не считали своё произведение гораздо полнее отвечающим художественным принципам Социалистического реализма, чем десятки унылых фильмов на революционно-историческую тему, не заинтересовавших широкого зрителя. Мы все делаем одно дело, строим коммунизм. Многие из нас – члены партии, члены ВЛКСМ, депутаты органов власти. И мы готовы сами отвечать перед народом, перед Партией за свои действия, за своё творчество.
        Картина имеет много друзей и благожелателей. Её приняли как художественный акт высокой стоимости многие ведущие мастера советского кино.
        В настоящий момент картина изуродована. И люди, мало-художественно образованные, глумятся над нашей работой.
        Мы требуем восстановления авторского варианта. Мы просим Вас лично посмотреть фильм в этом варианте и, если это в Ваших силах и возможностях, принять для беседы некоторых членов нашего коллектива.
        16 декабря 1968 года, гор. Москва, Ленинград".*101

        Л.Брежнев, как и следовало ожидать, на письмо не ответил, и "Интервенция" была похоронена на восемнадцать лет. Г.Полока имел личную копию картины, которую иногда показывал на встречах со зрителями.

"Мёртвый сезон"

        Этот фильм режиссёра С.Кулиша имел в своё время славу необыкновенную. Подбор актёров был великолепный, а главную роль сыграл Д.Банионис. Исполнение роли, как всегда, было великолепным, да вот проблема: по-русски актёр говорит с акцентом, а по сценарию он играет русского разведчика. Естественно, роль надо было переозвучить. О том, как это было, мне рассказал в короткой беседе, состоявшейся 30 декабря 2006 года, режиссёр А.Вехотко:

        "Мы с Высоцким начинали общаться, когда я работал вторым режиссёром у Саввы Кулиша на "Мёртвом сезоне". Там встал вопрос об озвучании Баниониса. Володя мне говорил: "Я хочу озвучить этого гениального актёра". На это я ему сказал: "Володя, у тебя очень типический голос. Если вдруг Банионис заговорит голосом Высоцкого, голосом "Нейтральной полосы", голосом "Я в деле, и со мною нож", то это будет полный провал, полный крах".
        Кстати, худсовет, и в том числе наш главный редактор Ирина Павловна Головань, очень хотели, чтоб озвучивал Высоцкий: "Банионис такой мягкий, а голос Высоцкого придаст мужество". Я сказал: "Ирина Павловна! Вот только через мой труп Баниониса будет озвучивать Высоцкий". В конце концов, худсовет согласился со мной, и я пригласил Сашу Демьяненко, и он прекрасно, на мой взгляд, озвучил Баниониса".

"Последний парад" в Ленинграде

        О постановке в 1968 г. спектакля "Последний парад" по пьесе А.Штейна в московском театре Сатиры известно, безусловно, всем, кто интересуется творчеством Высоцкого. В первую очередь, известно от самого Высоцкого, который частенько в концертах, предваряя исполнение песни "Утренняя гимнастика", говорил слушателям, что песня написана для вышеназванного спектакля.

        У московского спектакля, в котором звучало несколько песен Высоцкого, оказалась удачная судьба. Он был с удовольствием принят зрителями и шёл на сцене Театра Сатиры 114 раз в течение четырёх сезонов.

        О том, что эта пьеса ставилась в Ленинграде, думаю, знают немногие. Я узнал об этом из опубликованных дневников Л.Путиевской, жены А.Штейна:

        "19 мая (1968 г., – М.Ц.). "Сатира" начала репетиции "Последнего парада". Завтра начинает Владимиров в Ленинграде". (Владимиров был главным режиссёром Театра им. Ленсовета, – М.Ц.)

        В тех же дневниках есть ещё несколько важных для нас строк:

        "23 апреля (1968 г., – М.Ц.). Читка в Ленинграде в "Александринке" (в те времени – драматический театр им. Пушкина, – М.Ц.). Читает Высоцкий. Я приехала с ним на читку. Приём был истерический. Был "истерический" успех".*102

        Я спрашивал актрису театра им. Пушкина Н.Ургант о читке Высоцким пьесы. "Я не была при этом, видимо, была на съёмках, – ответила она. – Я знаю только о самом факте читки, но был ли успех, и почему пьесу не приняли к постановке, не знаю".*103

        "Истерический" успех, о котором пишет Л.Путиевская, даже если он и был, ни к чему не привёл, и в силу каких-то причин в "Александринке" ставить спектакль не стали. Зато он был поставлен в Театре им. Ленсовета, о чём свидетельствует имеющаяся в моём архиве программка спектакля. На второй странице указано: "Песни В.Высоцкого и М.Таривердиева".

        Долгое время это было всё, что я знал. Исполнитель роли Шомполова, одной из центральных в спектакле, О.Окулевич поразился моему вопросу: "Я там играл? Совершенно не помню! Песни Высоцкого там, кажется, были, но не помню, какие именно. К работе над спектаклем Высоцкого не привлекали и в театр он не приезжал, это точно".*104

        Более подробно об этом спектакле рассказал А.Равикович, исполнитель роли радиожурналиста Марича:

         "Это был, в общем, проходной спектакль, он не был "ударным", как у нас говорят. Это был один из трёх спектаклей, которые в те времена театр должен был поставить в течение года. Помню, что в главной роли был Цибин, которого уже нет в живых. Вот, собственно, и всё.
М.Ц. – А какие песни Высоцкого были включены в постановку, не помните?
А.Р. – Одну помню. "Корабли постоят и ложатся на курс..." Эта песня была лейтмотивом спектакля. Я Вам так скажу... В 1968 году у Высоцкого не было такой неимоверной славы. Тогда он был в ряду других бардов, не очень обласканных властью. То, что в этом спектакле были песни Высоцкого, это был, скорее, шаг диссидентский. Начальство морщилось: "Ну зачем вы это сделали?" Наш театр тогда был в числе необласканных и только начинал своё восхождение к известности. Владимиров, постановщик спектакля, делал начальству назло. Он был тогда весёлым и оппозиционно настроенным человеком, поэтому он хотел позлить власть, так песни Высоцкого попали в спектакль.
М.Ц. – Как Вы считаете, помог ли разрешению включить песни Высоцкого в постановку вашего театра тот факт, что они уже были включены в спектакль театра Сатиры?
А.Р. – Нет, наш спектакль был абсолютно независимый. У меня даже впечатление было, что мы его поставили первыми. Я не помню хронологию, это можно посмотреть, но мне кажется, что мы поставили его первыми (официальная премьера в театре Сатиры состоялась 9 октября 1968 г., – М.Ц.), поэтому оглядываться на московский спектакль мы не могли. Я могу точно сказать, что Владимиров московского спектакля не видел.
М.Ц. – Во время работы над спектаклем Высоцкий не приезжал в театр?
А.Р. – Нет, Высоцкий не приезжал. Его никто и не звал. Надо же смотреть в контексте времени. Он не был тогда такой фигурой, как сейчас.
М.Ц. – Вы сказали, что спектакль оказался проходным. Значит, как я понимаю, шёл он недолго?
А.Р. – Да, он особым успехом не пользовался. Видимо, там был неточно найден жанр – то ли это комедия, то ли это драма... Он как-то застрял между жанрами, и публика не очень понимала, что это такое".*105

Ленинградские концерты 1968 г.

        В этот год в городе на Неве концертов Высоцкого было немного. Достоверно известно только о трёх.

        "В 1968 году 6 марта состоялось его выступление в "Энергосетьпроекте", на котором он сильно отбивает такт ногой, – вспоминал М.Крыжановский. – На том концерте он впервые исполнил свою цыганскую песню "В сон мне жёлтые огни..." Я сидел в первом ряду рядом со сценой. Когда все ушли, он попросил меня: "Ну, дай послушать!" А затем: "Да, классную песню я написал"".*106

        Коллекционерам долгие годы известна фонограмма, на которой Высоцкий два раза подряд исполняет песню "Их восемь, нас двое..." Считалось, что она сделана за кулисами в ДК им.Газа. Оказалось, что это не так.

        Отвечая на мой вопрос, какие ещё концерты Высоцкого в Ленинграде, кроме выступлений в клубе "Восток", ему запомнились, А.Яхныч сказал:

        "Помню его концерт в клубе "Меридиан". Он должен был выступить в каком-то, уж не помню, каком именно, институте возле Московского вокзала. (Таким образом, появляется информация о ещё одном ленинградском концерте! – М.Ц.) Об этом узнали ребята из "Меридиана". Чтобы Высоцкий точно попал туда, мы даже продублировали с одним человеком встречу с Высоцким. Тот из нас, кто подъедет раньше, должен был отвезти Высоцкого на концерт. В этот раз мне не повезло, я опоздал.
М.Ц. – А что такое "Меридиан"?
А.Я. – Это такой же клуб, как "Восток". Только если мы занимались чисто популяризаторской деятельностью – популяризацией лучших образцов авторской песни, – то они, помимо этого, любили сами петь. У них для начинающих авторов был конкурс "Весенняя капель". Мы тоже любили попеть, но не со сцены.
М.Ц. – А в каком году был этот концерт в "Меридиане"?
А.Я. – Сейчас скажу... У нас Высоцкий выступал в 1967 году, значит, у них концерт был через год, в 1968 году.*107

        Месяц и даже время года А.Яхныч не помнит (но помнит, что было тепло), предполагает, что в это время Высоцкий снимался в Ленинграде. Раз так, то концерты, им упомянутые, могли состояться в конце мая. Читаем в дневниках В.Золотухина: "26.05.68. Высоцкий был в Ленинграде, видел перезапись "Интервенции"..."*108

        Третий из достоверно известных ленинградских концертов того года организовала активная участница клуба "Восток" Наталия Кане. Это выступление состоялось 6 июля 1968 г. в "Проектавтоматике", где Н.Кане в те времена работала.

        В конце 1980-х ленинградские высоцковеды провели в городе выставку, посвящённую Высоцкому. Одним из экспонатов была гитара из коллекции Н.Кане. В моём собрании есть фотография с той экспозиции – гитара и листок с поясняющей информацией, на котором напечатано следующее:

        "Летом 1968 года в институте "Проектавтоматика" должен был состояться концерт В.Высоцкого. Н.В.Кане (Смирнова) поехала за Высоцким в Москву. С собой у неё была эта гитара. В купе поезда по дороге в Ленинград В.Высоцкий подбирал на этой гитаре мелодию к только что написанным стихам "Сколько чудес за туманами кроется..." Тогда же он оставил на гитаре автограф. Впоследствии иногда брал эту гитару с собой на небольшие концерты в Ленинграде".

"Квартирники" 1968 г.

        И эта глава – весьма короткая, поскольку домашних записей в Ленинграде в 1968 году было всего две.

        Первая – 24 мая 1968 года дома у радиста клуба "Восток" А.Михайлова. "В апреле 1968 года Володя отметился у Саши Михайлова, у которого была в то время отдельная квартира на улице Карбышева, в том доме, где жил Курчев, и где мы постоянно встречались по разным поводам, записавшись совершенно пьяным. Саша имел старый советский железный "Репортёр", – вспоминал М.Крыжановский.*109 Действительно, Н.Курчев жил в этом доме и присутствовал на записи. По его дневникам установлен точный день, когда это происходило – 24 мая 1968 года.

        Вторая запись была дома у М.Крыжановского. Состоялась она утром 6 июля, перед упомянутым выше концертом в "Проектавтоматике". "Он напел всё, что было нового, – рассказывал М.Крыжановский. – Но я как-то перестарался с ревербератором. Внутренний ревербератор магнитофона разрегулировался, пришлось его вслепую регулировать. Отсюда излишний эффект эха. (Замечу, что этот эффект эха присутствует на многих записях, сделанных Крыжановским. Похоже, он просто любил записывать Высоцкого именно так, – М.Ц.)
        Тут же я повёз запись Галичу, который на тот момент был в Ленинграде. Он прослушал и прямо-таки заболел:
        – Ну вот, надо же так!..
        Галич очень любил песни Высоцкого. Прямо балдел – и всё просил послушать новые песни. Как бы это странно не выглядело. Но настолько же Высоцкий не любил Галича. Помню ряд его высказываний".*110

- 1969 год -

        После "зубодробительной" кампании 1968 года вряд ли удивительно, что Высоцкого, и в лучшие годы не слишком востребованного актёра, практически перестали приглашать и сниматься, и выступать с концертами. Поэтому глава, посвящённая этому году, получилась предельно короткой.

        Существует информация лишь об одном концерте Высоцкого, который состоялся в декабре в доме культуры производственного объединения им. Я.Свердлова. Источник информации – дама по имени Алла Константиновна, с которой мы уже встречались в главе "1964 год". Тогда она рассказывала о домашнем выступлении Высоцкого на чьей-то квартире, куда сама мемуаристка попала чисто случайно.

        Петербургская газета "Ваш тайный советник" (выпуск № 2/33) 21 января 2002 г. опубликовала фотографию, сделанную во время единственного в 1969-м году ленинградского концерта Высоцкого. Фото до той поры неизвестное, а потому служащее существенным доказательством, что концерт действительно состоялся (как мы помним, информация Аллы Константиновны о "квартирнике" 1964 года внушала серьёзные сомнения).

Знакомство с четой Пановых

        Ещё один ленинградский адрес Высоцкого – проспект Космонавтов, дом 49, корпус 1, кв. 32. Там жили солисты балета Мариинского театра Валерий и Лия Пановы. С В.Пановым, получившим мировую известность и работавшим во многих странах после отъезда из СССР в 1974 г., мне до сих пор побеседовать не удалось, но зато удалось пообщаться с его бывшей женой. Точную дату знакомства с Высоцким Лия Петровна не помнит, но предполагает, что это было в 1967-1969 гг.

        "Когда по дому разнёсся слух, что к нам приезжали Высоцкий и Влади, то сразу начали говорить, что он тут всю ночь песни пел. Ничего подобного не было. Никогда у нас в гостях Володя не пел и никому в голову не приходило просить его спеть. Он вёл себя очень скромно, разговаривал на все темы.
        Когда они с Мариной к нам в первый раз приехали, Володя подошёл к кровати моего сына, посмотрел на него. Я увидела грусть в его глазах – и он сказал: "А я вот своих детей не имею возможности видеть".
        Они с Мариной были у нас в театре, но это всё ради Марины, она балет обожала. Сам Володя балетом не интересовался совершенно и на эту тему никак не высказывался".*111

- 1970 год -

        Информации о приездах Высоцкого в Ленинград в 1970-м году у меня нет. Несомненно, однако, что тогда популярность артиста в Ленинграде только возросла. "Виной" тому – фильм "Опасные гастроли", в котором Высоцкий исполнил роль Жоржа Бенгальского, революционера и артиста варьете, и спел несколько своих песен.

        Фильм в 1970 году был одним из лидеров проката – его посмотрело более 36 миллионов зрителей. Казалось бы, ну что ещё надо?! Ан нет, надо было, чтобы картина и исполнители ролей были идейно выдержанными. Правда, на идейно выдержанные фильмы народ не ходил, но кого в государственной советской кинематографии это волновало!

        Картину активно ругали в прессе всей страны. Трудно, конечно, представить такое единодушное неприятие "от Москвы до самых до окраин". Просто была дана команда, а команды у нас в стране полагалось выполнять. Естественно, не стала исключением и ленинградская пресса. "Фамильярно развязный конферансье Жорж Бенгальский (его играет в картине Владимир Высоцкий) всегда изысканно учтив с отцами города и, кажется, занят только заботами о преуспевании варьете и своей невестой "неподражаемой мадемуазель Софи"".*112

        Зрители (и ленинградцы, в том числе) более доверяли собственным ощущениям, чем рецензиям из партийных газет. В любом кинотеатре, где висели рекламные щиты фильма (как правило, с портретом Высоцкого в главной роли), выстраивались длиннющие очереди за билетами, так что за время отсутствия Высоцкого в городе ленинградцы просто не имели возможности о нём позабыть.

Знакомство с Г.Толмачёвым

        Знакомство Владимира Высоцкого с ленинградским коллекционером фонограмм Георгием Толмачёвым состоялось в Москве в 1970 году. Потом они встречались несколько раз в Ленинграде, чему свидетельством несколько магнитофонных записей, сделанных дома у Георгия Толмачёва и его жены Марии в их квартире по адресу: Трамвайный переулок, дом 5, кв.16.

        Обоих супругов уже давно нет в живых. Об истории знакомства его отца с Высоцким рассказал Б.Толмачёв:

        "Отец поехал знакомиться в Москву. Было это так. Дозвонился он по "межгороду" до Таганки, до театра. Высоцкого позвали к телефону. Отец объяснил ему, что потрясён его песнями, сказал, что хочет познакомиться лично и т.д. Высоцкий говорит: ладно, приезжайте – поговорим. Отец через знакомого по телефону тотчас же заказал билет на ближайший рейс, на такси – и в аэропорт. В общем, часа через два с небольшим он был уже в театре. Вызывает Высоцкого, тот вышел: извините, говорит, мне некогда – у меня репетиция. А отец: "Но мы же с вами договаривались! Вы же сами сказали: приезжай!.." Высоцкий: "Когда? Что-то я такого не помню!" – "Ну как же!.. Я – Толмачёв, из Ленинграда..." Высоцкий выпучил глаза: "Так и вы уже здесь!...""*113

        Сохранилась фонограмма, сделанная, судя по всему, дома у Высоцкого. Она начинается словами: "Двадцатый век. Семидесятый год. Двадцать шестое июня. Запись сделана для коллекции Георгия Петровича Толмачёва, с которым вижусь второй раз, надеюсь не последний. Ну, и, наверное, не только для него, но и для его супруги, с которой тоже надеюсь познакомиться в ближайшее время".*114

        Впоследствии Высоцкий действительно познакомился с М.Толмачёвой и подписывал обоим супругам фотографии: "Георгию и Маше, людям верным и терпеливым. С дружбой. В.Высоцкий." "Георгию и Маше, не забывающим. И я помню ваше добро. Высоцкий."

        Б.Толмачёв рассказал, как впервые он увидел Высоцкого у них дома:

        "Было это где-то в середине шестидесятых, точно я не помню. Гастролировала Таганка на сцене ДК Первой пятилетки. (То есть, это могло быть и в 1965-м, и в 1967-м году. А возможно, Б.Толмачёва подвела память, и встреча состоялась в 1972-м или 1974-м году. Теперь этого уже нельзя установить, – М.Ц.) После спектакля или концерта все вместе и приехали: Высоцкий, Золотухин, Хмельницкий, Демидова, кажется, была. Когда с отцом договаривались, Высоцкий поставил условия: "Только "сходняков" никаких!" Отец растерялся: "У меня есть два друга, которые тоже хотели бы поучаствовать..." – "Ну, два друга у каждого человека должны быть!.." Родители хорошо подготовились к встрече – сделали стол богатый, даже индейку где-то "достали". За артистами отец поехал аж на трёх "Волгах". Высоцкий первым вошёл в квартиру, увидел накрытый стол и говорит Золотухину, шедшему за ним: "Да, Валера, здесь нас действительно ждут!""*115

        Не исключено, что именно на этой встрече присутствовал Р.Фукс, известный в то время в Ленинграде коллекционер и организатор многих записей А.Северного. (Кстати, позднее Р.Фукс эмигрировал в США и на фирме "Кисмет" издал несколько пластинок Высоцкого. Под псевдонимом Рувим Рублёв он написал несколько статей о нём ещё при жизни поэта.) На мой вопрос о встречах с Высоцким он ответил, что встреч было всего две: одна – в ДК имени Первой пятилетки после спектакля, а другая – дома у Г.Толмачёва:

        "Толмачёв пригласил после спектакля к себе домой Высоцкого и ещё некоторых артистов – Золотухина, Хмельницкого... Сам Высоцкий был с какой-то незнакомой блондинкой, которая просидела молча весь вечер около него. Высоцкий, кстати, не пил ни грамма. Толмачёв подарил ему огромную модель парусника, – (интересно, кстати, куда она потом девалась? вроде, нигде про неё не упоминается). И, наконец, Высоцкий взял в руки гитару... Спел он не так уж много песен, но здесь прозвучало несколько новых, и в том числе – "Был шторм..." Исполнено это было так, что буквально перевернуло всё внутри... Толмачёв, кстати, записал тогда все эти песни, но долго не давал никому переписывать. А потом взял гитару Хмельницкий, и стал изображать пародию на пьяного Высоцкого. Очень смешно и талантливо, кстати, – Владимир сам смеялся больше всех. Больше всего из разговоров того вечера, пожалуй, запомнился ещё такой момент. Кто-то заговорил о наших "бардах", – которых Высоцкий, как известно, не очень-то жаловал. И говорить-то о них не был склонен. Но на этот раз он сделал одно конкретное заявление: "Есть у вас, кажется, такой Дольский? Так вот, передайте ему, что он сволочь!" По-видимому, до Высоцкого дошла уже довольно злая песня Дольского "Пародия на Высоцкого"".*116

        Точной даты этого вечера Р.Фукс не помнит, изначально он отнёс его к 1979 году. Помнит он, однако, что в это время "Таганка" гастролировала в Ленинграде. Когда я напомнил ему, что гастроли "Таганки" состоялись в 1972 и 1974 гг., Р.Фукс согласился, что, очевидно, это было в один из тех приездов московского театра в Ленинград.

        Попутно я решил выяснить у Р.Фукса, были ли знакомы В.Высоцкий и А.Северный (на этот счёт ходят разные предположения, да и А.Северный, который, правда, любил рассказывать всякие небывальщины, говорил об их встречах). По мнению Р.Фукса, знакомы они не были и никогда не встречались.

- 1971 год -

Первая неудача года

        Режиссёр А.Герман, поначалу планировавший снимать Высоцкого в первом своём фильме "Проверка на дорогах", в конце концов, от этой идеи отказался. Сам он об этом рассказал так:

        "Я его "не снял" в "Операции "С Новым годом"" (первоначальное название фильма "Проверка на дорогах", – М.Ц.). Он хотел там играть роль Лазарева, но мне нужен был другой типаж. Я не имел к нему претензий как к актёру, просто мне был нужен другой – то, что сыграл Заманский".*117

        Иначе рассказывал об этом драматург Э.Володарский. По его словам, А.Герман говорил ему: "Я его боюсь, я начинающий режиссёр, ты пойми. Если он закуролесит и сорвёт мне всё, я рухну. Я на него управы не найду".*118

        К сожалению, первая неудача не оказалась последней...

"Дела давно минувших дней"

        В этом фильме участие Высоцкого как актёра не планировалось с самого начала, но режиссёр фильма попросил написать песню. Песня была создана, а музыку к ней написал композитор И.Шварц, о чём он позднее вспоминал так:

        "Познакомился я с Володей где-то в начале 70-х годов. Произошло это в новом кафе "Ленфильма", где мы встретились по совершенно конкретному делу: для кинокартины Владимира Марковича Шределя (кстати, страстного Володиного поклонника) необходимо было написать песню. По идее картины это должно быть такое танго, которое поёт офицер царской армии. Всё действие фильма происходит при Советской власти, во времена НЭПа, но песня должна быть старая. (...) Меня Шредель попросил сочинить музыку и предложил, чтобы Высоцкий писал слова.
        Честно говоря, меня это несколько удивило. Я подумал: как же Володя сможет написать нечто совершенно другое – отличающееся от его творческой манеры?
        Однако он написал совершенно изумительные по точности, по схваченному образу, по характерности стихи – но совершенно чуждые, на мой взгляд, ему по тогдашнему социальному, если можно так выразиться, направлению его творчества. Получилось что-то типа безнадёжного жестокого офицерского романса в стиле Вертинского.
        Я бы даже назвал это стилизацией, однако чрезвычайно талантливой, со стопроцентным попаданием в яблочко темы.
        Что меня тогда удивило и поразило – при встрече он сказал буквально следующее:
        – Мне не важно, сколько я получу за это денег, но мне очень важно, чтобы в титрах было моё имя.
        Конечно, это совершенно справедливое и закономерное требование с точки зрения авторских прав. (...)
        Короче говоря, он передал мне текст песни – прелестные слова! – и я попытался написать музыку.
        Получилось танго. Ему эта музыка понравилась. Это был вообще один из редчайших случаев, когда ему нравилась музыка, написанная на его слова. А в моей практике работы с ним – чуть ли не единственный.
        Словом, здесь у нас вышла симпатичная штука, очень красиво сделанная, эффектная. (...)
        В этом фильме "Дела давно минувших дней" её спела Инна Варшавская. Мне это пение, откровенно говоря, не понравилось – показалось слишком вычурным. Она не столько пела, сколько пыталась как актриса сыграть это. К моему глубокому огорчению, песня была спета с большим нажимом, и получился как бы вставной номер, а это всегда обречено на неудачу...
        Ну, и, наверное, режиссёр тут поставил неправильную задачу. Мы просто не знали, куда её приткнуть. В результате она прозвучала в фильме не полностью, а каким-то отрывком, без начала. И поэтому песня провалилась".*119

        Через несколько лет в беседе с петербургским журналистом В.Желтовым И.Шварц некоторые моменты уточнил. Во-первых, он точно сказал, что знакомство его с Высоцким состоялось в 1971 году. Во-вторых, рассказал, что В.Шредель два раза привозил Высоцкого домой к Шварцу (посёлок Сиверский Гатчинского района Ленинградской области – ещё один ленинградский адрес Высоцкого! – М.Ц.). "Первый раз они приехали послушать мелодию, которую я написал на его прекрасные стихи:

        Оплавляются свечи
                 На старинный паркет,
        И стекает на плечи
                Серебро с эполет,
        Как в агонии бродит
                Молодое вино...
        Всё былое уходит,
                Что придёт – всё равно...

        Музыка ему понравилась. Второй раз – послушать песню в исполнении талантливой драматической актрисы Инны Варшавской. Володя сказал:
        "Всё очень хорошо, я принимаю песню", – и стал осыпать молодую и симпатичную актрису комплиментами".*120

        В-третьих, И.Шварц уточнил неверно переданные журналистом его слова в тексте для книги "Владимир Высоцкий в кино":

        "В книге "Владимир Высоцкий в кино" написано, что мне не понравилось исполнение. Это не так. Интервьюер меня неправильно понял, он принёс мне и Инночке свои извинения. Инна спела так, как нужно. Другое дело, что песне в дальнейшем не повезло. Как первоначально задумывалось, не получилось, и мы с режиссёром просто не знали, куда её в фильме приткнуть. В результате песня прозвучала куском и без начала. Этого оказалось явно недостаточно для того, чтобы имя Высоцкого появилось в титрах".*121

        Спевшей романс И.Варшавской ситуация запомнилась иначе. Как она сообщила высоцковеду Б.Акимову в письме, опубликованном в 41-м сборнике "Белорусские страницы" (стр.15), после сдачи фильма В.Шредель рассказывал ей, что романс попросили сократить, поскольку текст его был несколько декадентский и непонятно куда зовущий. По мнению худсовета, для фильма, предназначенного советскому юношеству, он был непригоден.

Концерты в городе Пушкин

        Как читатели увидят чуть ниже, С.Овчарук, бывший начальник гарнизонного Дома офицеров в городе Пушкин, точно датировать выступления Высоцкого не может, колеблется между ранней осенью 1971 и 1972 года. Лично я склоняюсь к тому, что концерты состоялись в 1971 году, поскольку ранняя осень 1972 года была у Высоцкого очень насыщенной – участие в съёмках кинофильмов "Четвёртый" в Риге и "Плохой хороший человек" в Евпатории, спектакли в Москве, отдых на Рижском взморье...

        Правда, в тот же период в 1971 году Высоцкий тоже не сидел на месте, но всё же был короткий промежуток времени – между возвращением из Крыма с круиза на "Шота Руставели" 26 августа и отъездом на гастроли в Киев 2 сентября, – когда могли состояться описанные ниже концерты в городе Пушкин. А теперь – слово С.Овчаруку:

        "У нас состоялось два концерта. Оба были в один день, как помнится, в воскресенье. Кажется, то ли 1971-й, то ли 1972-й год. Думаю, что было самое начало сентября, потому что только-только начинали желтеть листья. И вот я помню: солдатики надели кители, на улице было прохладно, а когда в зале сидели, они начали расстёгиваться. Ко мне замполит подошёл, попросил устроить вентиляцию.
        Высоцкий тогда отдыхал на даче обкома КПСС (адрес дачи – г. Пушкин, ул. Радищева, дом 4, – М.Ц.), а у меня работала такая Брусянина Серафима Алексеевна, инструктор по культурно-художественной работе. Женщина она была довольно-таки пробивная и сумела Высоцкого уговорить дать концерт для солдат. Ещё в организации концерта принимала участие Стецко Ирина Борисовна, она занималась работой с семьями военнослужащих. И ещё была такая Мурашко, имя-отчество не помню.
        У нас были строительные отряды. Вот двум отрядам он дал концерт, а потом мы уговорили его дать ещё один концерт – для семей офицеров. Так что было два концерта. Лично я ни один из них до конца не слушал, потому что невозможное количество народу было. Каким образом узнали, я не знаю, видимо, просто молва народная сработала, но желающих было очень много. Оба концерта продолжались около часа каждый.
        Зал был небольшой, на 240 мест, но мы обычно ставили до четырёхсот мест, так зал был забит полностью. После концерта мы предложили разное угощение, но Высоцкий отказался.
М.Ц. – Где же именно состоялись концерты?
С.О. – В Пушкинском гарнизонном клубе офицеров по адресу Радищевская улица, дом 22.
М.Ц. – А фотографии на концерте делались?
С.О. – Да, снимки делал начальник солдатского клуба по фамилии Гринбанд. Он был хорошим фотографом, печатался в журналах ленинградских. Но следы его я потерял. Если б я знал, что всё это понадобится..."*122

В Ленинграде с Иваном Дыховичным

        Публичные выступления у Высоцкого в Ленинграде в тот год были, и об этом я знаю от участника тех концертов, в то время актёра Театра на Таганке И.Дыховичного. К сожалению, точных дат и мест выступлений И.Дыховичный не помнит, что совершенно естественно – прошло более тридцати лет. Осталась в его памяти история, относящаяся к 1971 году, которую я привожу ниже по публикации в киевской газете.

        "Володя Высоцкий, особенно в начале нашего с ним знакомства, – хотя стал уже очень популярен, – был подвержен своего рода навязчивой идее об уважении к нему со стороны, так сказать "органов". Причём, речь шла не только о снисходительном отношении в силу знания о том, что Высоцкий человек пьющий (а пьющему всегда можно указать место, просто унизив). При этом символом "верха", благополучия, признанности Володе почему-то представлялась гостиница "Астория".
        Однажды ехали мы в Ленинград на гастроли, ни на какую "Асторию", конечно, не ориентируясь. Хотя принципиальная возможность остановиться там у меня была (Д.Полянский, в описываемый период член Политбюро, был тестем И.Дыховичного – Прим. ред.). Внезапно Володя, никогда ни о чём не просивший, говорит: "Нельзя ли один разок воспользоваться твоей возможностью и пожить в "Астории"? Знаешь, у меня есть мечта! Меня трижды оттуда выселяли. Можем мы один раз приехать так, чтобы нас не только не выбросили, но и не смогли бы этого сделать? Ты не представляешь, какую ты мне этим доставишь радость!"
        Я подумал: ну, если у человека так мало в жизни радости... В общем, удалось дозвониться тестю, тот сказал: "...Вы приедете, назовёте фамилии, вас поселят".
        Мы прибыли на машине, вышли. Володя долго мялся у входа, говорит:
        – Я войду чуть позже, то есть – они меня не видят, а я войду... – Как тебе хочется, – отвечаю. – А нас точно поселят? – Думаю, что поселят. – Ну, всё. Десять минут ты там поговоришь – я войду.
        Абсолютный ребёнок! Я отправился внутрь. На мне были какие-то рваные штаны, сильно заштопанные, майка, на голове длинная причёска, на ногах тапочки. По тем временам это не было модно, люди всё-таки одевались построже. Но мы были свободные художники...
        Вошёл. Швейцар долго не хотел пропускать, наконец, я заявил:
        – Вы знаете, мне нужно к вам!
        "Хорошо, проходите". Подхожу к администратору:
        – Здравствуйте, – а мне даже ничего не ответили. – Я, значит, к вам... Только не надо! – милиционер движется ко мне. – Посмотрите, пожалуйста, бронь на мою фамилию... Ага! – Я и смотреть не буду! – говорит мне главная администраторша. Хохот стоит...
        – Ну, вы всё-таки посмотрите. Так же нельзя, посмотрите... Меня это стало напрягать, потому что знаю: вот-вот войдёт Володя, будет, как говорится, полный привет. – Не буду смотреть! – отрезает. – Если не хочешь, чтобы тебя вывели и "оприходовали", то сам покинь немедленно! Убери паспорт! Уйди отсюда!
        Я опять:
        – Прошу вас, откройте ваш журнал и посмотрите, там должна быть бронь на мою фамилию.
        Она в ответ:
        – Убирайся! – но, тем не менее, листает. – Нет здесь ничего! – и отшвыривает журнал в сторону.
        В это время появляется Володя. Нас начинают выталкивать из гостиницы. Я никогда его таким расстроенным не видел!
        – Тебе же сказали, они же обещали! А нас не пускают...
        Тут во мне уже включился нехороший мотор. Подхожу к автомату в холле гостиницы: другого поблизости не было (я дал милиционеру пять рублей – космические по тем временам деньги, – чтобы он меня впустил). Звоню в Москву:
        – Здравствуйте! – Здравствуйте. Как дела? Всё нормально? – Да нет, – говорю, – не нормально! Нас не селят. – Не может быть! – Не селят, – повторяю, – и даже нет брони! – Не вешайте трубку. У вас есть ещё монеты? – Есть.
        При мне он соединяется с самым убедительным по тем временам местом в Ленинграде. Там говорили громко, значительно громче нашего разговора.
        Наконец:
        – Подойдите, вас немедленно поселят!
        Возвращаюсь, настаиваю:
        – Простите, но у вас должна быть бронь!
        – Нет никакой брони!
        – Посмотрите ещё раз.
        Тогда она заявляет:
        – Вот если я сейчас не найду, вы у меня получите пятнадцать суток!
        – Хорошо.
        Переворачивает страницы – и я вижу, что есть моя фамилия.
        – Да, – говорит, – фамилия имеется, но номер вы не получите!
        – Почему же?
        – А потому что я сейчас всё выясню! Я вас выведу на чистую воду! Это бронь обкома партии. Какое отношение вы можете иметь к обкому?!
        – А вот эти вот все, – отвечаю, – имеют какое-то отношение? А?..
        Она, уже вне себя, перезванивает куда-то – и постепенно меняется в лице.
        – Ладно, – говорит, мол, делать нечего. Выхожу к Володе, тот сидит потерянный.
        – Чего уж! – встречает меня, – поехали отсюда. Ясно было, что нас не поселят.
        – Так нас пускают, – а ему уже не верится. То есть он даже входить туда второй раз побаивался.
        Нас поселили, но со словами, что, дескать, долго вы тут не проживёте. И на следующий, кажется, день переселили из нашего замечательного номера в другой, под тем предлогом, что приезжают какие-то иностранцы.
        А в Ленинграде мы несколько дней выступали с концертами. На третий день эта женщина, которая с нами боролась, вошла и говорит:
        – Вот вы выступаете, нельзя ли для меня организовать пару билетиков?
        Володя взвыл и со словами в том смысле, что "Держите меня!" убежал на улицу.
        Я же попытался что-то объяснить – мол, вы ещё имеете совесть...
        – А что такого? – отвечает. – Билет, что ли, сделать трудно?
        ...Вспоминая сегодня эту историю, я думаю, что, конечно, во многих своих проявлениях Володя был очень и очень типичным. На многое похожим. Всё присущее его поколению было свойственно и ему, – но вдвойне и втройне. И утроенные человеческие качества в сумме составляли эту уникальную личность".*123

        Ещё одна история из того же времени, рассказанная И.Дыховичным:

        "В Ленинграде на концерте произошёл замечательный случай – нас тогда всё время ловил ОБХСС. Получали мы тогда по тридцать – тридцать пять рублей – астрономические деньги!... Мы шли по коридору, и нам говорят: "Подождите здесь, мы проверим, есть ли в зале кто-нибудь из ОБХСС". Мы с Володей сели на подоконнике, а мимо шли ещё люди в этот зал. И один из них говорит: "Смотри, – Высоцкий!" А другой говорит: "Да ладно! Высоцкий – с гитарой!" Они прошли, Высоцкий их догнал: "Почему с гитарой? Что она у меня, из бока растёт? Что вы такое говорите? Она из меня растёт, что ли, эта гитара?!" Те люди смутились: "Да мы ничего такого не имели в виду". – "Тоже, Высоцкий с гитарой, с гитарой!" Потом он хохотал страшно..."*124

Знакомство с Барышниковым