На первую страницу сайта "Владимир ВЫСОЦКИЙ. Каталоги и статьи"
К оглавлению раздела "Статьи, рецензии"
Форум
Перейти к другим частям:
Часть I. Романсы и песни
Часть II. "Блатной" и городской "фольклор"
Часть III. Песни и зонги для театра и кино
Комментарии
Приложение I. Фрагменты и заглавия
Приложение II. Приписываемые песни
публикуется впервые - 18.12.2008 г. - 14.09.2009 г. (новая редакция - 25.07.2011 г.)
Андрей Сёмин (Москва)
(Copyright © 2008-2011)
«Чужие» песни Владимира Высоцкого
Часть
II. «Блатной» и городской «фольклор»
31. Речечка
По мотивам старинных
казачьей и солдатской песен на основе романса А.Дюбюка
на сл. Н.Цыганова «Течёт речка по песочку...», ок.
1834.
Течёт, во!..
Течёт речика да по песочечку,
Бережок, ох, бережочек моет,
А молодой жульман, ох да, молодой жульман
Начальничка молит.
И молодой жульман,
ох, молодой жульман
Начальничка молит.
-
Ой, ты, начальничек да над
начальниками,
Отпусти, ах, отпусти на волю -
Там соскучилась, а, может, ссучилась
На свободи дроля!
-
Отпустил бы тебя на волю я,
Но - воровать, ох, воровать ты будешь!
Пойди напейся ты воды, воды холодненькой -
Про любовь забудешь!
Да пил я воду, ой, пил холодную,
Пил, пил, пил - не напивался,
А полюбил на свободи девчонку я -
С нею наслаждался!
Ой, гроб несут, коня ведут,
Никто слезы́, никто и не проронит,
А молодая да комсомолочка
Жульмана хоронит.
Течёт, течёт речика да по песочику,
Моет, моет золотишко,
А молодой жульман, ох, молодой жульман
Заработал вышку.
Течёт, ох, течёт речика, ох, да по песочику,
Ох, бережок, ох, бережочек точит,
А молодая да проституточка
В речке ножки мочит.
Течёт речика
да по песочику...
32. <Таганка>
Авторы не установлены.
По некоторым данным, первоисточником текста
песни послужило некое стихотворение И.Гольц-Миллера.
Цыганка с картами, дорога дальняя,
Дорога дальняя, казённый дом.
Быть может, старая тюрьма центральная
Меня, парнишечку, по новой ждёт.
Таганка! Все ночи, полные огня!
Таганка! Зачем сгубила ты меня?
Таганка! Я твой бессменный арестант,
Погибли юность и талант
в стенах твоих.
Я знаю, милая, больше не встретимся,
Дороги разные нам суждены.
Опять по пятницам пойдут свидания,
И слёзы падают моей родни.
Таганка! Все ночи, полные огня!
Таганка! Зачем сгубила ты меня?
Таганка! Я твой бессменный арестант,
Погибли юность и талант
в твоих стенах.
33. * * *
Авторы не установлены.
Идут на Север срока огромные,
Кого не спросишь - у всех Указ.
Взгляни, взгляни в глаза мои суровые,
Взгляни, быть может, последний раз.
34. <Журавли>
Импровизации по мотивам песни по стихотв. А.Жемчужникова «Осенние журавли» («Сквозь вечерний
туман мне под небом стемневшим...», 1871), муз. предположительно - А.Вертинский.
Существует версия, что автор стихотворного
переложения 1941 года - Е.Долматовский, автор муз. - М.Фрадкин.
{...<блажь,> как казалось с земли.
Ах, скажите же мне, из какого вы края?
Перестаньте ж <страдать> надо мной, журавли!
А вот всё ближе они, <пьяно>, громко рыда<я>,
Словно страшную весть мне они принесли.
Из какого же вы из далёкого края
Прилетели сюда <тосковать>, журавли?}
Холод, голод, туман, непогода и слякоть,
Вид унылых людей из унылой земли...
О, как больно душе, о, как хочется плакать -
Перестаньте ж рыдать надо мной, журавли!
35. <По тундре>
Авторы однозначно не установлены.
В Российском авторском
обществе в качестве автора первоначального (?) текста (стихотв. «Побег» («По тундре, по железной дороге...», 1942)
и муз. песни зарегистрирован Г.Шурмак.
Это было весною, зеленеющим маем,
Когда тундра надела свой зелёный наряд,
Мы бежали с тобою золотою весною,
Нас поймал где-то в тундре справедливый отряд.
По тундре, по широкой по дороге,
Где мчится курьерский «Воркута-Ленинград».
36. * * *
Авторы не установлены.
Рано утром проснёшься
и раскроешь газету -
На последней странице
золотые слова!
Это Клим Ворошилов
даровал нам свободу,
И теперь на свободе
будем мы воровать.
Рано утром проснёшься,
на поверку построят,
Вызывают: «Васильев!» -
и выходишь вперёд.
Это Клим Ворошилов
и братишка Будённый
Подарили свободу,
и их любит народ.
37. * * *
По мотивам двух песен неустановленных авторов.
Суд идёт, и вот - процесс кончается,
И судья выносит приговор,
И чему-то хитро улыбается
Незнакомый толстый прокурор.
Прокурор потребовал расстрела,
Тихий шум по залу там прошёл.
Я тебя искал в том зале белом,
Но тебя в том зале не нашёл.
Я сижу в Ростовской, ненаглядная,
Скоро нас погонют в лагеря.
Но скажу тебе я, ненаглядная,
Что сижу я, видимо, зазря.
Приморили, ВОХРы, приморили,
Загубили волюшку мою,
Вороные кудри поседели,
И я у края пропасти стою.
Зарыдали жалобно аккорды,
А мы идём по выжженной степи...
И того, кто взял с собою, гордо
Показать ту гордость не моги.
Там сын стережёт отца -
Кто Севера плохо не знает! -
Он должен стрелять в беглеца,
Он в брата родного стреляет.
Но приморили, суки, приморили,
Загубили волюшку мою,
Вороные кудри поседели,
И я у края пропасти стою.
38. * * *
Авторы не установлены.
Раз в московском кабаке сидели, -
Мишка Лавренёв туда попал,
И, когда немножко окосели,
Он нас в Фергану завербовал.
В края далёкие,
В места высокие,
На тропы те, где гибнут рысаки,
Без вин, без курева,
Житья культурного...
За что забрал, начальник? - отпусти!
Нас в шикарный поезд посадили,
Пожелав счастливого пути,
Документами нас всех снабдили,
Не сказавши даже нам «прости!».
В края далёкие,
В Газлы́ широкие,
На тропы те, где гибнут рысаки,
Без вин, без курева,
Житья культурного...
За что забрал, начальник? - отпусти!
39. <Постой, паровоз>
Авторы однозначно не установлены.
Первоисточником является народная песня «Вот
тронулся поезд в далёкую сторонку...».
В Российском авторском обществе в качестве
автора первоначального (?) текста зарегистрирован
Н.Ивановский.
Некоторыми источниками автором строфы «Летит
паровоз по долинам, по взгорьям...» без обоснований указывается М.Дёмин.
Летит паровоз по долинам, по взгорьям,
Летит он неведомо, куда.
Мальчонка назвал себя жуликом и вором,
И жизнь его - вечная тюрьма.
-
Постой, паровоз! Не стучите, колёса!
Кондуктор, нажми на тормоза!
Я к матери родной, больной и голодный,
Хочу показаться на глаза.
Не жди меня, мама, хорошего сына,
А жди меня жулика-вора.
Меня засосала тюремная трясина,
И жизнь моя - вечная тюрьма.
А если посадят меня за решётку -
В тюрьме я решётку пропилю!
И пусть луна светит своим продажным светом,
А я всё равно <же> убегу.
А если заметит тюремная стража, -
Тогда <я,> мальчонка, пропал, -
Тревога и выстрел, и вниз головою
С баркаса я сорвался и упал.
Я буду лежать на тюремной кровати,
Я буду лежать и умирать,
А ты не придёшь ко мне, милая мамаша,
Меня обнимать и целовать.
Постой, паровоз, ну, не стучите, колёса!
Кондуктор, нажми на тормоза!
Я к матери родной с последним поклоном
Хочу показаться на глаза.
40. <На Колыме>
Авторы не установлены.
Первоисточником (?) является песня М.Табачникова на сл. З.Каца и М.Талалаевского «Над синим Доном» («Когда мы покидали свой родимый край…»), 1943.
На Колыме, где север и тайга кругом,
Среди растущих елей и болот
Тебя я встретил
тогда с подругою,
Сидевших у костра вдвоём.
Шёл мелкий снег и падал на ресницы вам,
Вы северным сияньем увлеклись.
Я подошёл к вам
и руку подал -
Вы, встрепенувшись, поднялись.
В любви и ласках время незаметно шло,
Прошли года, и кончился твой срок.
Я провожал тебя
тогда до пристани -
Мелькнул твой беленький платок.
С твоим отъездом началась болезнь моя,
Ночами я не спал, а всё рыдал.
По актировкам,
врачей путёвкам
Родной я лагерь покидал.
Итак, я покидаю свой обжитый край,
А поезд всё быстрее мчит на юг.
И всю дорогу
молил я Бога
С тобой о встрече, милый друг.
Огни Ростова. Вечер захватил меня в пути.
К перрону тихо поезд подходил.
Тебя, разбитую,
совсем седую
К вагону сын наш подводил.
Так здравствуй, поседевшая любовь моя!
Пусть кружится и падает снежок
На берег Дона,
на ветки клёна,
На твой заплаканный платок.
41. * * *
По мотивам трёх песен неустановленных авторов
На железный засов заперты́ ворота́,
Где преступники срок отбывают,
За кирпичной тяжёлой тюремной стеной
Дом стоит и прохожих пугает.
Ох, планчик ты, планчик,
ты, Божия травка -
Зачем меня мать родила?
По плану мы курим - по плану воруем,
По плану идём на дела.
Раз однажды в ночи разбудил меня стук,
И под дверью цыганка стояла,
Умоляла она и просила она -
Там в шатре её дочь помирала.
Ох, планчик ты, планчик,
ты, Божия травка -
Зачем меня мать родила?
По плану мы курим - по плану воруем,
По плану идём на дела.
42. * * *
Сл. - по мотивам
неустановленного авторством текста песни, звучавшей на грузинском языке («Асетиа курди кацис беди...» - «Такая у вора
людская доля...») в исполнении
актёра Г.Шавгулидзе в к/ф «Приговор» (1959, «Грузия-фильм», в дублированном
варианте во всесоюзном прокате имел название «Случай на плотине»).
Муз. - композитор фильма Б.Квернадзе ?
Такова уж воровская доля, -
В нашей жизни часто так бывает,
Мы навеки расстаёмся с волей,
Но наш брат нигде не унывает.
Может, жизнь погибель мне готовит?
Солнца луч блеснёт на небе редко.
Дорогая! Ведь ворон не ловят,
Только соловьи - сидим по клеткам...
43. Товарищ Сталин
Сл. и муз. - Юз Алешковский,
«Песня о Сталине», 1959.
Товарищ Сталин, Вы - большой учёный,
В языкознании познавший толк,
А я - простой совейский заключённый,
И мой товарищ - серый брянский волк.
За что сижу - по совести, не знаю,
Но прокуроры, видимо, правы.
Итак, сижу я в Туруханском крае,
Где при царе бывали в ссылке Вы.
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где конвоиры строги и грубы, -
Я это всё, конечно, понимаю,
Как обостренье классовой борьбы.
То дождь, то снег, то мошкара над нами,
А мы в тайге с утра и до утра.
Вы здесь из искры раздували пламя -
Спасибо Вам, я греюсь у костра.
Я вижу Вас, как Вы в партийной кепке
И в кителе идёте на парад.
Мы рубим лес, и Сталинские щепки,
Как раньше, во все стороны летят.
Вчера мы хоронили двух марксистов,
Мы их не накрывали кумачом, -
Один из них был правым уклонистом,
Второй - как оказалось, ни при чём.
Живите ж тыщу лет,
товарищ Сталин!
И как бы трудно не было здесь мне,
Я знаю - будет много чугуна и стали
На душу населения в стране!
44. * * *
Авторы однозначно не установлены.
По ряду свидетельств, авторами первоначального
варианта песни являются: сл. - Андрей Тарковский, муз. - А.Аграновский;
ок. 1958 г.
Когда с тобой мы встретились, черёмуха цвела,
И в старом парке музыка играла,
И было мне тогда ещё совсем немного лет,
Но дел уже наделал я немало.
Лепил за скоком скок я, а наутро для тебя
Хрусты кидал налево и направо,
А ты мне говорила, что ты меня любила,
Что жизнь блатная хуже, чем отрава.
Однажды тебя встретил я с форшмаком на скверу.
Он пьяный был, обняв тебя рукою,
К тебе лез целоваться, просил тебя отдаться,
А ты в ответ кивала головою.
Во мне всё помутилось, и сердце как забилось!
И я, как этот фраер, зашатался,
Не помню, как попал в кабак, и там кутил, и водку пил,
И пьяными слезами заливался.
Потом ты мине снова повстречалась на пути,
Меня узнав, ты сильно побледнела,
Я попросил обоих вас в сторонку отойти,
И сталь ножа зловеще заблестела.
Потом я только помню, как мелькали фонари,
Как фраера легавые свистели.
Всю ночь я прошатался у причала до зари,
И в спину мне глаза твои глядели.
Когда вас хоронили, ребята говорили:
Все плакали, убийцу проклиная,
А я совсем один сидел, на фотографию глядел,
С неё ты улыбалась, как живая.
Любовь свою короткую хотел залить я водкою,
Но воровать боялся, как не странно,
Но влип в исторью глупую, и взят был опергруппою
По пьянке на бану у ресторана.
Сижу я в несознанке, жду от силы пятерик,
Но вдруг случайно вскрылось это дело,
Пришёл ко мне Шапиро, защитничек-старик,
Сказал: «Не миновать тебе расстрела!»
И вот меня побрили, костюмчик унесли,
Теперь на мне тюремная одежда,
Кусочек неба синего, две звёздочки вдали,
Мерцают мне, как робкая надежда.
А дни короче стали, и птицы улетали
Туда, где вечно солнышко смеётся,
Я знал, что моё счастье улетело навсегда,
И видел я - оно уж не вернётся.
Назавтра огласят мне мой последний приговор,
Назавтра я навек глаза закрою,
Назавтра меня выведут на наш тюремный двор,
И вот когда мы встретимся с тобою.
45. * * *
Авторы не установлены.
Я - сын подпольного
рабочего-партийца,
Отец любил меня, и я им дорожил,
Но извела его проклятая больница,
Туберкулёз его в могилу уложил.
Итак, оставшись без отцовского надзора,
Я бросил дом и сам на улицу пошёл,
А эта улица дала мне званье вора,
И незаметно до решёток я дошёл.
И так пошёл бродить по плану и без плана,
И в лагерях я побывал разочков пять,
А в тридцать третьем, с окончанием канала,
Решил с преступностью покончить и порвать.
Приехал в город - позабыл его названье, -
Хотел на фабрику работать поступить, -
Но мне сказали: «Вы отбыли наказанье,
Так что мы просим вас наш адрес позабыть!»
И так пошёл бродить от фабрики к заводу,
Везде слыхал один и тот же разговор.
Так для чего ж я добывал себе свободу,
Когда по-старому, по-прежнему я - вор?!
Так знайте ж, братцы, как нам трудно исправляться,
Когда начальство нам навстречу не идёт, -
Не приходилось им по лагерям скитаться, -
А кто покатится - тот сразу нас поймёт.
46. <Фонарики>
Сл. - Г.Горбовский, «Фонарики», 1953.
Муз. - ?
Когда качаются фонарики ночные
И чёрный кот бредёт украдкою домой,
Я сам домой иду,
я никого не жду,
Я преспокойно отправляюсь на покой.
Мне дама ноги целовала, как шальная,
Одна вдова со мной пропила отчий дом,
И мой нахальный смех
всегда имел успех,
И моя жизня полетела кувырком.
Сижу на нарах, как король на именинах,
И пайку серую мечтаю получить -
Гляжу, как кот, в окно,
мне это всё равно,
Мне никого теперь не надобно любить.
47. <Урка>
Авторы не установлены.
Шнырит урка в ширме у майданщика,
Бродит фраер в тишине ночной.
Он вынул бумбера, осмотрел бананчика,
Зыцал по-блатном<у> на гоп-стоп: «Штемп легавый, стой!»
Но штемп не вздрогнул и не растерялся,
И в рукаве своём машинку он нажал,
А к носу урки он поднёс бананчика,
Урка пошатнулся, как, бля, скецаный, упал.
Со всех сторон сбежалися лягушки,
Урка загибался там в пыли.
А менты взяли фравера на
пушку,
Бумбера уштоцали, на кичу повели.
Я дать совет хочу всем уркаганам,
Всем закенным фраерам
блатным:
«Кончай урканить и бегать по майданам,
А не то тебе, бля, падла, бля,
придется нюхать дым!»
48. * * *
Сл. и муз. неустановленных авторов.
Лит. версия - В.Высоцкий.
<И> здрассьте, моё почтенье!
Вам от Вовки нет спасенья -
Я приехал вас развеселють.
Зугт ыр, парень я бывалый,
Расскажу я вам немало,
И прошу покорно «браво!» бють.
Я был у Питеру, в Одесса и на Юге,
У Кишинёве, в Магадане и в Калуге,
А в Мелитополе пришлось надеть халат.
А зугт ыр, махт ыр: их бин а фартовэр ят!
Задумал я, друзья, жениться,
Вздумал в девушку влюбиться
И решил жениться я, друзья!
Стали в ЗАГС мы собираться,
Щобы с нею записаться,
Тут явилась рóдная
жена.
Она набросилась на мне, как лютый звер:
«Я понимаю ваши кóники
тепер!»
Невеста пóняла, що я женюсь на блат.
А зугт ыр, махт ыр: их бин а фартовэр ят!
Тарелки, вилочки по воздушку летят -
То мэхытуным меж собою говорят.
Мамаша пóняла, що я женюсь на блат.
А зугт ыр, махт ыр: их бин а фартовэр ят!
Оттудва я, друзья,
смотался,
Больше с ними не встречался
И решил порадочный я стать.
С Вэлвлом завел
я дружбу,
Опеределился я на службу -
Цорес мне пришлось переживать.
Я был у Питеру, в Одесса и на Юге,
У Кишинёве, в Магадане и Калуге,
А в Мелитополе пришлось надеть халат.
А зугт ыр, махт ыр: их бин а фартовэр ят!
Сижу у ДОПРе, загораю
И на потолок плеваю:
Кушать, пить и спать у мене есть!
Если ж вы еврей ехидный,
Если это вам завидно -
Можете прийти и рядом сесть.
Я говорю, как говорил мене один:
Кто сидит в ДОПРе - тот честный гражданин!
Я говорю, как говорил мой рóдный
брат:
А зугт ыр, махт ыр: их бин а фартовэр ят!
49. <Мурка>
Авторы не установлены.
В ряде источников высказываются предположения,
что автором первоначального текста является Я.Ядов, автором музыки - О.Строк.
Ночью было тихо, только ветер свищел,
А в малине собрался совет -
Все они бандиты, воры, хулиганы,
Выбирают свой авторитет.
Речь держала баба, звали её Мурка,
Девица сияла красотой!
Воры её знали, воры ей гордились,
Она вела всю шайку за собой.
Раз пошли на дело, выпить захотелось -
Мы зашли в шикарный ресторан.
Там она сидела с а́гентом
из МУРа,
У неё под курткой был наган.
Чтоб не шухариться, мы решили смыться,
Но за это Мурке отомстить,
Одному из урок в кожаной тужурке
Мы сказали: «Слушай, Юра, Мурку надо бить!»
Юрка в ресторане взял напился пьяным
И начал Мурку в переулке брать:
Ва́дному из
МУРа в кожаном тужурке
Поручил он Мурку догонять.
- Ну здравствуй, моя Мурка, ну здравствуй, дорогая,
Здравствуй, моя Мурка, и прощай,
Ты зашухарила нашу всю малину
И за это, падла, пулю получай!
Вынул Сашка финку, зверски улыбнулся,
Заблистали карие глаза,
И вонзил он финку прямо в сердце Мурки -
Мурочка, не встанешь никогда!
Ну что лежишь ты, Мурка, на краю дороги,
Гробовая крышка над тобой?
Больше ты не встанешь, шухер
не подымешь,
И легавый плачет над тобой.
50. —————
Раз пошли на дело, я и Рабинович,
Рабинович выпить захотел, -
Отчего ж не выпить бедному еврею,
Если есть в кармане лишний гел?
Итак, я и Рабинович - мы выпить захотели
И пошли в шикарный ресторан.
Там сидела Хая, а у нему под юбкем
Был вполне заряженный наган.
Чтоб не шухариться, мы решили смыться,
Но за это Хае отомстить,
Одному из урок, по прозванью Нюма,
Мы сказали: «Нюма, надо Хаю
пристрелить!»
Нюма в ресторане взял,
напился пьяным -
И пошёл заданье выполнять.
В тёмном переулке встретил даже Хаю
И стал его тихонько догонять.
Нюма фраернулся,
и чуть не промахнулся,
И попал немножечко в меня.
Я - лежу в больнице, Хаим - на свободе,
А Нюма уже пьёт четыре дня.
51. <История каховского раввина>
Сл. - автор не установлен.
Муз. - по мотивам «Аргентинского танго» (оригинальное название «El Choclo» - «Колос маиса») А.Вилольдо, 1911 г.
Скажите, граждане - зачем вам Аргентина?
Вот вам история каховского раввина.
Всю жизнь прожил раввин в шикарной обстановке
В большом столичном городе Каховке.
В Каховке славилася
дочь раввина Ента,
Такая тонкая, как шёлковая лента,
Такая белая, как мытая посуда,
Такая умная, как умный том Талмуда.
И женихов имела много Ента наша:
Реб Хаим, Мойша, Ицик, Пицек и Абраша,
Весёлый рыжий переплётчик Яша,
И все сходили по Енточке с ума.
Но вот несчастие случилося в Каховке –
Всё завертелось сразу в Ентиной головке:
Приехал новый председатель Райпромтреста,
И Ента пид собой не
чувствовала места.
Иван Иванович, красавчик чернобровый -
На нём и сапоги, и френч, шикарно новый,
Бородка, усики, и сам такой фартовый,
И сапоги на нём шевро.
Раввин почувствовал какую-то тревогу:
Не ходит дочка по субботам в синагогу,
Читает «Красный путь» и кушает трефное –
Раввин не мог понять, что всё это такое.
Раввин не мог понять, что всё это такое -
Пришёл какой-то гой и делает дурное!
Однажды утром намекнул об этом Енте –
И прочитал в ответ записку в туаленте.
Нашёл записку он, что: «С этого момента
Моя жена уже не Ваша дочка Ента!»
Раввин почувствовал повеситься охоту,
Послал он Богу протестующую ноту…
52. * * *
Сл. - А.Архангельский,
«Тургенев на эстраде» (посвящение Л.Утёсову - пародия на исполняемую им песню
«С одесского кичмана / бежали два уркана...»
на слова Я.Мамонтова (?) или Б.Тимофеева (?).
Муз. - неизв. авт., запись - Ф.Кельман, арр. - Н.Игнатьев.
С Одесского кичмана,
С Тургенева романа
Я вычитал хорошенький стишок:
Как хороши, стервозы,
Как нежны были розы! -
Теперь они истёрлись в порошок.
Иду по тротуару -
Сидить в окошке шмара,
Сидить она, не хавает, не
пьёт...
Она - в шикарном доме,
А я - стою на стрёме,
И смотрю я на неё, как идиёт!
О, Боже, моя мама,
Какая панорама:
Три девушки, глазёнки - как миндаль!
Одна мене моргает,
Другая подмогает,
А третья нажимает на педаль.
Одна мене моргает,
Другая - подмогает,
А третья - ну что третья, товарищи? - нажимает на педаль!
53. * * *
Сл. первоисточника (?) - В.Агатов, «Ох, уж
повезло косому Ваньке...», ок. 1950; лит. версия - ?
Муз. - из песни «Odessa Mama», авт.
Ш.Секунда, по народным мотивам (впервые записана на грампластинке 1948 г. фирмы
«Colubia» (США) №
8247-F, исп. «Peisachke» Burstein в сопр. орк. п/у
Ш.Секунды)
Алёшка жарил на баяне,
Звенел посудою шалман,
<И> в дыму в табачном, как в тумане,
Плясал одесский шарлатан.
На эту дело он угробил тыщу
триста,
Купил товару, самогонки и вина.
К себе позвал Алёшу c Жорой - гармонистов,
И курва-Машка с гитарою пришла.
Как главный штымп, он занял место у прилавка
И заправлял немало очень вкусных блюд.
На кухне жарила его подруга Клавка,
Официантом был Алёшка Вундертут.
Устал Иван Блатной крутить своё кадило - <да-да!>,
Поставил самогонный аппарат.
Однако, эта установка намудрила,
И он пошел работать в мясокомбинат.
54. * * *
Сл. - автор не установлен.
Муз. - песня «Гоп со смыком», авт. неизв.,
запись - Я.Столляр, арр. -
Н.Игнатьев.
Мы Шиллера и Гёте не читали, -
Мы этих дураков давно узнали, -
Раза два их почитаешь,
Как зараза, хохотаешь -
Ничего в дугу не понимаешь!
Режь профессоров, они - подлюки!
Они нам преподносят все науки
Про протоны, электроны
И про прочие нейтроны -
Голова болит от этой скуки!
Из семьи мы сделаем котлету
За нравственность пижонскую за эту.
Две блондинки у руках,
Три брюнетки у ногах,
Четыре сбоку - вот и ваших нету!
«Майн Кампф» фюрéра
- во какая книжка!
Там - всё про то, как режь и бей, братишка...
Эту книгу мы читали
И себе на ус мотали,
Но не будем резать и давить!
55. <Батальонный разведчик>
Сл. - лит. версия В.Высоцкого по мотивам песни «Я был батальонный
разведчик», сл. и муз. А.Охрименко, С.Кристи, В.Шрейберг.
Муз. – «народный» вариант мелодии названной песни, являющийся
вариацией мелодии песни неизвестных авторов «Крутится, вертится шарф голубой…»
Братья, сёстры! Подайте пострадавшему
после Севастополя, Сталинграда, Керчи и Вятки!
Я был батальонный разведчик,
А ён - писаришка штабной,
Я был за Россию ответчик,
А ён жил с моёю женой.
Войну я прошел до Берлина,
В окопах я часто лежал.
Рыдали медсёстры, как дети,
Пинцет у хирурга дрожал.
Сосед мой по койке, вояка,
Полковник и дважды Герой,
Лежал и в подушку он плакал
Своёю слезой фронтовой.
Вернулся с войны я, робяты,
И - ну свою Кланьку ласкать!
Протез мне мешает ужасно -
Его положил под кровать,
Протез... А потом захотелось
В уборную, братцы, пойти -
Солдатское сердце заныло,
Забилось тревожно в груди.
Лежу, а осколок фашистский железный
Дави´ т на
пузырь мочевой, -
Полез под кровать за протёзом,
А там - писаришка штабной!
Я бил её <в> белые груди,
Срывая с себя ордена.
Ох, добрые, добрые люди,
Ох, мать ты, сырая земля!
Говорят, что судьба - не индейка,
И за это я песню пою,
Как фашистская пуля-злодейка
Оторва́ла способность
мою.
Спасибо, граждане! Спасибо, девушка!
Спасибо, молодой человек!.. Спасибо, старик!
А ты падла с пистолетом - что не подаешь?!!..
Гадюка, сволочь - инвалиду, да?!
56. * * *
Сл. первоисточника (?) - А.Левинтон, «Жемчуга
стакан» («Стою себе на месте...»), 1948.
Лит. версия и муз. - ?
Стою я раз на стреме,
Держуси за карман,
И вдруг ко мне подходит
Незнакомый мне граждан.
Он говорить мне тихо:
«Куда бы нам пойти,
Где б можно было лихо
Нам время провести?»
А я говорю: «Сегодни
На Лиговке вчера
Последнюю малину, бля,
Закрыли фраера!»
<А> ён говорит: «В Марселе
Такие кабаки,
Такие там девчонки, <блядь>,
Такие бардаки!
Там девочки танцуют голые,
Там дамы в соболях,
Лакеи носют вина,
А воры носют фрак!»
Он предложил мне денег
И жемчуга стакан,
Чтоб я бы ему передал
Совейского завода план.
Мы сдали его, субчика,
Войскам НКВД -
С тех пор его по тюрьмам
Я не встречал нигде.
Меня благодарили власти,
Жал руку прокурор,
А после посадили
Под усиленный надзор.
С тех пор, друзья и братцы,
Одну имею цель,
Чтоб как-нибудь пробраться
Мне в тот солнечный Марсель,
Где девочки танцуют голые,
Где дамы в соболях,
Лакеи носят вина,
А воры носят фрак!
57. <Всю Россию я объехал>
Авторы не установлены.
Сам я - вятский уроженец,
Много горького видал - да, видал! -
Всю Россию я объехал
с Алёхой,
Даже в Турции бывал.
В Турции народу много,
Турков много - русских нет, русских нет.
И скажу я вам по чести:
с Алёхой
Жил я, словно Магомет.
Много турок покалечил
На дорогах - Боже мой, ох, Боже мой! -
Кошельков по триста на день
с Алёхой
Доставал одной рукой!
Турки думали-гадали,
Но догадаться не могли - да, не могли...
Собралися всем шалманом,
с Алёхой
К шаху с жалобой пошли.
Шах им дал совет хороший:
«Чтоб<ы> были целы кошельки, - да, кошельки! -
Запирайте вы карманы -
эх, турки! -
Да на висячие замки!»
<Но...> Но и тут я не промазал,
Нигде промаху не дал - да, не дал! -
Долото достал большое
с Алёхой
<И> долотом замки сшибал!
58. <Про Сороку-Белобоку>
Сл. - В.Дыховичный,
для сп. «Коротко и ясно» Московского театра эстрады и
миниатюр М.Мироновой и А.Менакера, 1944.
Муз. - А.Гаррис ?
Может, для веселья, для острастки,
В жуткую ноябрьскую тьму
Няня Аннушка рассказывала сказки
Внучику Андрюше своему -
Про Сороку-Белобоку,
Что детей сзывала к сроку
И усаживала деток у стола,
Как сорока та, плутовка,
Каши наварила ловко,
Этому дала и этому дала,
Этому дала и этому дала...
Это очень старинная сказка,
Но эта сказка до сих пор ещё жива.
Не знаю продолжения рассказа,
И как Андрюша бабушку любил.
Добрый молодец заведовал главбазой -
Очень добрый молодец он был.
И при нём главком питания
Была старуха-няня,
И она была чудесна и мила,
Она без всяких тары-бары
Раздавала всем товары:
Этому дала и этому дала,
Этому дала и этому дала...
Это очень старинная сказка,
Но эта сказка до сих пор ещё жива.
Итак, как в сказке, но не для острастки,
Только раз приехала сюда -
Это тоже, может быть, как в сказке, -
Сессия Верховного Суда.
Эту сессию, я знаю,
Называют «выездная» -
И, усевшись чинно кругом у стола,
Она без всякой ссоры-склоки
Всем распределила сроки:
Этому дала, этому дала,
Этому дала и этому дала...
Это очень старинная сказка,
Но эта сказка до сих пор ещё жива.
59. <Мотылёк>
Авторы не установлены.
Предположительно, сл. - В.Дыховичный
для сп. «Коротко и ясно» Московского театра эстрады и
миниатюр М.Мироновой и А.Менакера, 1944, муз. - А.Гаррис (?).
Получил завмагазина
Триста метров крепдешина, -
Был он жуткий жулик и прохвост, -
Сто он метров раздарил,
Тридцать метров разбазарил,
Остальное всё домой принёс.
И жена сказала: «Милый,
Как же без подсобной силы
Ты такую тяжесть приволок?
Для чего принёс всё сразу?
Разделил бы на два раза,
Мой неутомимый мотылёк!»
Эх, мотылёк, ох, мотылёк!
Всему приходит срок:
На земле ничто не вечно,
Спросят и тебя, конечно -
Чист или не чист?
Так что - берегись
И, пока не поздно, оглянись!
Мой сосед по коридору
Часто затевает ссору:
«Я до вас, ох, я до вас до всех дойду!
Вы ж тогда на печке спали,
Когда мы Варшаву брали
В ...надц-надц-надцатом году!
И вообще меня не троньте -
У меня жена на фронте,
Я считаюсь фронтовичкин муж!..»
Если есть у вас квартира,
Если есть у вас задира,
То не грех напомнить и ему:
«Эх, мотылёк, ох, мотылёк!
Всему приходит срок:
Под луной ничто не вечно,
Спросят и тебя, конечно -
Чист или не чист?
Так что - берегись
И, пока не поздно, оглянись!»
60. * * *
Авторы не установлены.
Была весна, весна красна.
Однажды вышел прогуляться я по саду,
Гляжу - она, гляжу - она сидить одна,
Платочек чёрный нервно комкает с досадой.
Я подошёл к ней, и сказал, и речь завёл:
«Не разрешите ль мне в пару с Вами прогуляться?»
Она в ответ сказала: «Нет, уйди нахал!
И не мешайте мне другого дожидаться!»
А соловей - «Чирик-чих-чих!» -
Среди ветвей - «Чирик-чих-чих!» -
Мерзавец, трелью он весёлой заливался,
Всех чаровал!.. Какой нахал!
Как будто тоже он ни разу не влюблялся!
Вдруг - Божий страх! - стоит в кустах,
Стоит огромная здоровая детина,
Стоит, как пень, в плечах - сажень,
В руках - огромная еловая дубина!
И в тот же миг, и в тот же миг я поднял крик,
По голове меня дубиной он ударил,
Костюмчик снял, костюмчик снял - какой нахал! -
И в чём мамаша родила, меня оставил.
А соловей - «Чирих-чих-чих!» -
Среди ветвей,
Мерзавец, трелию весёлой
заливался!
Всех чаровал - «Чирих-чих-чих!» - какой нахал!
Как будто в жизни он ни разу не влюблялся!
Не стану врать: я лёг в кровать,
И зарыдал я, как ребёнок после порки!
С тех пор, друзья, трель соловья
На нерьвы действует, как порция касторки!
А соловей - «Чирик-чик-чик!» -
Среди ветвей -
Мерзавец, трелию весёлой
заливался,
Всех чаровал... Какой нахал!
Как будто тоже он касторки обожрался!
61. * * *
Авторы не установлены.
Я милого узнаю по походке -
Он носит брюки галифе,
Он шляпу носит на панаму-наму,
Ботиночки он носит на рипах.
Зачем я вас, родненький, узнала,
Зачем я полюбила вас?
А раньше я этого не знала -
Теперь-то я страдаю кажный час.
Уехал милый - не вернётся,
Уехал он вечно и навсегда.
В Париж, в Париж он больше не вернётся -
Оставил он карточку свою.
Перейти к другим частям:
Часть I. Романсы и песни
Часть II. "Блатной" и городской "фольклор"
Часть III. Песни и зонги для театра и кино
Комментарии
Приложение I. Фрагменты и заглавия
Приложение II. Приписываемые песни