|
На первую страницу сайта "Владимир ВЫСОЦКИЙ. Каталоги и статьи"
К оглавлению раздела
публикуется впервые - 26.06.2008 г. (дополнена 14.08.2015 г.)
Марк Цыбульский (США)
(Copyright © 2008-2015)
Как это было.
Записки об альманахе "Метрополь"
1. Владимир Высоцкий и "Метрополь"
Об издании неподцензурного альманаха, затеянного в 1978-м году московскими литераторами Василием Аксёновым, Виктором Ерофеевым и Евгением Поповым (позднее в число составителей вошли Андрей Битов и Фазиль Искандер), написано сотни статей. Опубликованы стенограммы заседаний Московской организации Союза писателей от 22 января и 20 февраля 1979 года, на которых развернулись горячие дебаты; документы из архива хранения современной документации (из этих документов стало известно, что "делом "Метрополя"" интересовались и главный партийный идеолог Михаил Суслов, и председатель КГБ Юрий Андропов); архивы газеты "Московский литератор". В 1979-1980 гг. в прессе США, Великобритании, Франции и других стран было опубликовано, по подсчётам специалистов, не менее 50 статей, так или иначе связанных с ситуацией вокруг "Метрополя".
В результате, в сознании читающей публики сложилось некое понятие того, как обстояли дела от момента начала работы над "Метрополем" до окончательного запрещения его публикации в СССР, и публикации сначала в США, потом – во Франции.
Эта официальная история сборника изложена в предисловии к первому отечественному изданию "Метрополя"*1 одним из его составителей В.Ерофеевым. Позднее именно он (и, в меньшей степени, другой составитель, Е.Попов) чаще всего рассказывал и продолжает рассказывать о том, как всё было.
Вкратце, по словам В.Ерофеева, история такова:
"В декабре 1977 года, когда я снимал квартиру напротив Ваганьковского кладбища, и каждый день в мои окна нестройно текла похоронная музыка, мне пришла в голову весёлая мысль устроить, по примеру московских художников, отвоевавших себе к тому времени хотя бы тень независимости, "бульдозерную" выставку литературы, объединив вокруг самодельного альманаха и признанных, и молодых порядочных литераторов. Бомба заключалась именно в смеси диссидентов и недиссидентов, Высоцкого и Вознесенского. Я без труда заразил идеей своего старшего прославленного друга Василия Аксёнова (без которого ничего бы не вышло), к делу были привлечены Андрей Битов и мой сверстник Евгений Попов (Фазиль Искандер подключился значительно позже), и оно закрутилось.
В течение 1978 года собрали "толстый" альманах, в нём участвовало более двадцати человек, случайных не было, каждый, от Семена Липкина до юного ленинградца Петра Кожевникова, по-своему талантлив. Мы сознательно разрабатывали идею эстетического плюрализма. "Метрополь" не стал манифестом какой-либо школы. Возникали дискуссии. Были постоянные оппоненты – философы Леонид Баткин и Виктор Тростников. Ядовито спорили между собой Белла Ахмадулина и Инна Лиснянская. Кое-кто забрал рукопись назад. Юрий Трифонов объяснил это тем, что ему лучше бороться с цензурой своими книгами; Булат Окуджава, – что он единственный среди нас член партии.
Составляли "Метрополь" в однокомнатной квартире на Красноармейской, раньше принадлежавшей уже покойной тогда Евгении Семёновне Гинзбург, автору "Крутого маршрута". Есть символика в выборе места.
Звонил в дверь Владимир Высоцкий, на вопрос "кто там?" отзывался: "Здесь делают фальшивые деньги?" Мы хохотали, понимая, что получим за своё дело по зубам, но что те, наверху, совсем озвереют, и в сравнении с нами, "литературными власовцами", настоящие фальшивомонетчики будут для них социально близкими, почти родными, не предполагали".*2
Отвлечёмся на минуту от слов В.Ерофеева. Действительно, ТАКОЙ реакции властей "метропольцы" не предполагали, поскольку, казалось бы, подготовились к своей акции очень тщательно. Существуют малоизвестные воспоминания бывшего московского адвоката К.Симиса, позднее перебравшегося в США. В опубликованных в 1979 году написанных по-английски заметках ""Метрополь", как социальное явление" он писал:
"В 1977 году, когда идея альманаха уже созрела, некоторые из тех, кто был вовлечён в проект, пришли ко мне получить консультацию. (Заметим, что В.Ерофеев начало работы над "Метрополем" относит к декабрю 1977 года, так что визит к адвокату был в самом начале этой деятельности, – М.Ц.) Они поставили передо мной два вопроса: А) нарушает ли публикация напечатанного на машинке сборника аполитичных работ какой-нибудь советский закон, и может ли такая акция повлечь за собой административное или уголовное преследование? и Б) сохраняют ли авторы права на свои работы при издании, осуществлённом таким способом? Я ответил, что если строго следовать букве советского закона, то ответ на первый вопрос будет отрицательным, а на второй – положительным".*3
"Каждый вносил что-то своё, – продолжает В.Ерофеев. – Высоцкий посвятил "Метрополю" песню, он как-то спел из неё несколько куплетов. Потом всё это куда-то исчезло, как и многое другое".
"Началом кампании против "Метрополя" стал секретариат Московской организации Союза писателей. Он состоялся 20 января 1979 года. Во-первых, мы не думали, что их там будет так много. А их было человек пятьдесят. Во-вторых, мы получили от них какие-то очень возбуждённые повестки с нарочными: вам предлагается явиться... в случае неявки... Дальше шли угрозы. В-третьих, это "заседание парткома" было накануне нашего предполагаемого вернисажа, который их особенно напугал и стал основной темой заклинаний. Они были уверены, что после вернисажа о "Метрополе" заговорят по "голосам", потом выйдет книга на Западе. "Предупреждаю вас, – заявил председатель собрания Ф. Кузнецов, – если альманах выйдет на Западе, мы от вас никаких покаяний не примем"".
"Позже нас обвиняли в том, что мы задумали "Метрополь" с тем, чтобы опубликовать его на Западе. Это фактически неверно. Мы отослали – через знакомых, которые с огромным риском для себя взялись вывезти альманах за границу, – два экземпляра во Францию и Америку, но не для того, чтобы печатать, а на сохранение, и в этом оказались предусмотрительны. Когда же случился большой скандал и наши планы напечатать "Метрополь" в стране рухнули, авторы дали согласие на публикацию альманаха на русском языке в американском издательстве "Ардис", которым тогда руководил Карл Проффер, друг многих из нас, напечатавший много хороших русских книг. Это он поспешил объявить по "Голосу Америки", что альманах находится в его руках. После этого отступать было некуда. Некоторое время спустя альманах вышел на английском и французском"*2
Об участии в альманахе Владимира Высоцкого написано совсем немного. Точнее – две страницы с четвертью, включённые под заголовком "Метрополь" В.Перевозчиковым в его книгу "Неизвестный Высоцкий".*4
Обратимся к словам В.Ерофеева о том, что Высоцкий посвятил новому литературному детищу песню, и даже спел из неё несколько куплетов. Рукописи этой песни до сих пор не найдено, но о том же рассказал совсем недавно Е.Попов:
"Высоцкий очень тепло относился к собратьям по альманаху, сочинил даже песню про "метропольцев", и однажды исполнил её у Беллы Ахмадулиной. Помню, там были слова: "Их было двадцать пять..." Больше я эту песню никогда не слышал и не видел опубликованной".*5
Весь абзац, признаюсь, вызывает сомнения... Почему "их было двадцать пять"? В "Метрополь" включены произведения двадцати четырёх авторов. Если считать участие художника Давида Боровского, придумавшего форму машинописного издания, сделанного в двенадцати экземплярах (лист ватмана, на который наклеивались четыре стандартных листа бумаги формата А4), и Бориса Мессерера, создавшего фронтиспис, то тогда "их было двадцать шесть". Что-то не то с арифметикой...
Тот факт, что песня была исполнена у Б.Ахмадулиной, опровергает она сама в беседе со мной:
"М.Ц. – Мне хотелось бы немного коснуться участия Высоцкого в создании "Метрополя". В.Ерофеев писал, что Высоцкий начинал работу над песней, посвящённой "Метрополю", даже однажды спел из неё несколько куплетов. Песни этой никто не знает, рукопись не найдена. Вы не помните этой песни?
Б.А. – "Метрополь" оказался, фактически, первым изданием, где Володины стихи были напечатаны. Когда-то мне удалось напечатать одно его стихотворение в альманахе "День поэзии". Оно было искажено, что-то там выкинули, и он мне так устало сказал: "А зачем ты это делаешь?"
А насчёт песни этой Вы к Ерофееву обратитесь, я её не знаю".*6
Аналогично ответил и В.Аксёнов, а кому, казалось бы, как не ему, знать об этом:
"М.Ц. – Вам что-нибудь известно о песне, посвящённой "Метрополю"?
В.А. – Я, признаться, ничего об этом не слышал. Другие песни он пел нам. Он как-то нас ободрял в мрачные наши моменты. Он приходил с гитарой пару раз, и как-то всё взвинчивалось. Он же был ещё, к тому же, "выездной", а мы в то время были совсем наглухо заблокированы. Он пересекал границу без особых проблем, и вот он как бы привозил с собой воздух Парижа, Америки..."*7
Ещё один "метрополец", искусствовед Леонид Баткин: "Нет, я такой песни не слышал. Ерофеев с Высоцким чаще встречался, может быть, это в моё отсутствие было..."*8
Режиссёр Марк Розовский, автор помещённой в альманахе статьи "Театральные колечки, сложенные в спираль", о песне, посвящённой "Метрополю", тоже впервые услышал от меня, когда мы познакомились в Миннеаполисе перед спектаклем "Песни нашего двора". Никогда не слышали о такой песне ещё четверо участников альманаха, у которых я брал интервью – Аркадий Арканов, Андрей Битов, Анатолий Брусиловский и Виктор Тростников. Таким образом, вопрос остаётся открытым и спорным.
Бесспорно другое – подборка стихотворений Высоцкого, опубликованная в "Метрополе", оказалась самой значительной его прижизненной публикаций – 20 стихотворений! Как это стало возможным?
"Высоцкого пригласил я, – сказал мне В.Аксёнов. – Это была моя идея. Когда мы думали о возможных авторах, я предложил ему участвовать. Он с энтузиазмом к этому отнёсся, дал огромную подборку стихов. Мы потом отобрали то, что Вы читали в "Метрополе".
М.Ц. – В работе над "Метрополем" Высоцкий принимал участие?
В.А. – Нет, в работе он никакого участия не принимал, но иногда приходил на наши сборища. Эти сборища были такого, знаете, богемного характера. Он, конечно, был в курсе того, что делается, но он как бы был в стороне. Это была его такая постоянная позиция. Даже, может быть, не продуманная, а просто такая... Потому что его жизнь всё-таки в другой сфере была: мы все литераторы, а он был артистом".*9
В.Аксёнов одним из первых откликнулся на смерть Высоцкого, написал несколько слов в газете "Новый американец" – и именно в связи с альманахом. "Помню, совсем ещё недавно он пришёл в редакцию "Метрополя". Мы были в унынии после очередного погрома, подташнивало от мерзости секретаришек, наших же бывших товарищей. Володя спел нам тогда две вещи, старую про Джона Ланкастера и совсем тогда новую "... мы больше не волки..." Всё переменилось волшебно. Волна братства и вдохновения подхватила нас".*10
Как мы только что видели, В.Аксёнов сказал, что отбирали стихи Высоцкого для альманаха "мы", то есть, коллектив редакторов. Е.Попов об этом сообщает иначе: "Мне довелось тогда составлять и редактировать большую подборку стихов Высоцкого для "Метрополя". Он принёс на квартиру покойной мамы Аксёнова, Евгении Гинзбург, где я тогда временно проживал, несколько своих самиздатскизх книжек, отпечатанных на ксероксе...
Я отобрал более двадцати стихотворений – в основном это были тексты таких знаменитых песен, как "Охота на волков", "Банька по-белому", "Гололёд", "На Большом Каретном".
Потом Высоцкий пришёл править свои стихи – и обнаружил в подборке текст песни Кохановского "Бабье лето" (которую он, кстати, тоже пел на своих концертах, – поэтому она и попала в самиздатовский сборник). Этот текст мы с ним убрали, конечно. И вообще он очень серьёзно отнёсся к редактированию своих стихов. Долго правил тексты, выбирал лучшие варианты, уже ночью потом позвонил мне, извинился и сказал, что придумал правильный вариант одной строки – и я записал".*11
Как бывает очень часто, когда дело касается Высоцкого, существует несколько вариантов воспоминаний об одном и том же событии. Так же обстоит дело и с подборкой для "Метрополя".
"Когда Аксёнов попросил разрешение на публикацию стихов в "Метрополе", Володя сказал: "Пожалуйста!" Но новых стихов не дал. Дал старые и сказал: "Отбери сам, что захочешь". И подборку стихов они сделали на свой вкус".*12
Ещё одно мнение высказывает сценарист И.Шевцов, которому запомнился разговор с Высоцким о подборке текстов для "Метрополя":
"Володя, твоя подборка в "Метрополе" производит впечатление странное... Не плохое, нет, – но странное. По выбору стихов.
"Да нет, – он не обижается, – там была причина. Мне важно было заявить, что...
И вот здесь он высказал удачную формулу, которую я, к сожалению, не запомнил. А смысл был таков: показать, что я есть, и есть такой жанр".*13
Так как же было на самом деле: отбирал ли стихи коллектив составителей, один Е.Попов или сам Высоцкий. Боюсь, что на этот вопрос точного ответа мы не найдём никогда.
Во время разгромного расширенного заседания секретариата московского отделения Союза писателей, проходившего 22 января 1979 года, имя Высоцкого упоминалось, согласно стенограмме, сделанной Е.Поповым, лишь дважды. Я.Козловский, известный более не как поэт, а как штатный переводчик Расула Гамзатова, заметил небрежно: "А Высоцкий для чего? Пускай себе на плёнках крутится".*14
Согласно той же стенограмме, Ф.Кузнецов, который вёл заседание, сказал в самом начале: "А сейчас я вас ознакомлю с содержанием альманаха. (Читает нараспев и с выражением Высоцкого "Подводную лодку", "Заразу".) А вот и образец политической лирики. (Читает "Охоту на волков".) Чувствуете, о каких флажках здесь идёт речь?"*15
Немного иначе декламация Ф.Кузнецова запомнилась В.Аксёнову:
"Феликс Феодосьевич Кузнецов, известный по роману "Скажи "изюм"" как Феликс Фёклович Кузнецов, начал с цитирования Володиного текста "Лечь бы на дно, как подводная лодка..." Он так зловеще шипел: "Как подводная лодка, товарищи!" До сих пор помню искажение этого гнусного лица: "Чтоб не могли запеленговать, товарищи!"
Вот что "шили" нам с самого начала при помощи ведущего стиха Высоцкого".*16
У многих членов "Метрополя" после того, как альманах вышел на Западе, были разного рода неприятности, о чём будет сказано во второй части этой работы. У Высоцкого, кажется, неприятностей не было. Е.Попову, однако, хочется, чтоб они были...
"После разгрома "Метрополя" Высоцкий вдруг резко исчез. Одна знакомая девица, работавшая на таможне в аэропорту Шереметьево, потом рассказала, что во время истории с альманахом Высоцкого "прихватили". Он собирался лететь в Париж и забыл задекларировать на таможне кольцо с бриллиантом, которое купил в подарок Марине Влади. Раньше его вообще не проверяли, а тут как будто ждали специально. "Выбирайте, – сказал ему представитель органов, – или статья за провоз бриллиантов, или – уходите на дно..." Вот он и "ушёл на дно"".*17
Откуда "знакомая девица" могла знать, что сказал "представитель органов", совершенно непонятно. О том, что произошло на таможне 23 марта 1980 года, рассказали, – правда, немного по-разному, – В.Янклович и И.Бортник, провожавшие Высоцкого в Париж. Оба мемуаристы сходятся на том, что в чемодане Высоцкого обнаружились незадекларированные шкурки соболя и кольцо. Вот только никакого "ухода на дно" не было. Не этим рейсом, так следующим, Высоцкий всё-таки в Париж улетел, а в последние четыре месяца жизни ещё дважды выезжал во Францию, ездил в Польшу на гастроли, выступал в театре, давал концерты, так что сказанное Е.Поповым просто не соответствует действительности.
2. "Метрополь" и Владимир Высоцкий
Если для первой части этой работы я постарался собрать абсолютно всё, что мне известно об участии Высоцкого в "Метрополе", то вторая часть на полноту не претендует. Я не собирался писать ни о том, как сложилась жизнь каждого из членов "Метрополя" в дальнейшем, ни о том, какие бои велись между "патриотами" и "либералами", ни о том, кто больше приобрёл, а кто больше пострадал. (А пострадали не только некоторые "метропольцы", но даже известный С.Куняев. Во время травли альманаха он написал письмо в ЦК, в котором высказался по вопросу "русофобии и сионизма" гораздо острее и резче, чем это допускалось неписаными советскими правилами игры. В результате "литератор-патриот" лишился насиженного местечка секретаря московского отделения Союза писателей.) Интересно, однако, взглянуть на события тридцатилетней давности глазами непосредственных участников, причём не только тех, кто поддерживал "Метрополь", но и тех, кто к этому изданию имел претензии.
Имя Владимира Высоцкого в приводимых воспоминаниях встречается нечасто, но сказанное имеет несомненную ценность не только само по себе, но и в высоцковедческом плане, поскольку отражает обстановку вокруг издания, одним из авторов которого был и он.
Леонид Михайлович Баткин – доктор исторических наук, крупнейший знаток итальянского Возрождения, автор многих книг. За книгу о Леонардо да Винчи был удостоен премии Совета министров Италии. В "Метрополе" был представлен статьёй "Неуютность культуры".
"М.Ц. – Прочитав практически всё, что было опубликовано о "Метрополе" на русском и английском языках, я так и не понял важнейшего момента: почему реакция на появление "Метрополя" оказалась такой зубодробительной? В конце концов, сделанное редакцией альманаха не было чем-то уникальным. В конце 1960-х гг. группа ленинградских писателей подготовила сборник "Горожане", в середине 1970-х таким же образом была подготовлена "Лепта". Сборники, как и следовало ожидать, опубликованы не были, но реакция властей всё же была адекватной. Почему в случае с "Метрополем" всё вышло не так?
Л.Б. – Трудно сказать уверенно... Во-первых, время было пиковое в смысле реакционности и активности разного партийного начальства. Во-вторых, подготовка "Метрополя" сначала велась в сугубой тайне, и может быть, тайное стало известно КГБ раньше, чем мы могли предположить. Некоторые отказывались участвовать. В том числе, между прочим, и Окуджава, и Юрий Трифонов.
Делалось всё это на квартирке покойной Евгении Гинзбург, матери Аксёнова. Причём делалось втайне и от членов "Метрополя". Мы не знали, что заранее было решено передать один экземпляр в "Ардис", что Аксёнов готовит почву для своей эмиграции. Так что были всякие соображения...
Потом было придумано, не знаю, кем (возможно, тем же Аксёновым), устроить так называемую презентацию. Не в нынешнем смысле презентацию, а так, чтобы собрать в каком-то кафе иностранных корреспондентов, кого-нибудь из известных людей, угостить их шампанским с икрой и выставить один из рукописных экземпляров. Вот тогда и объявить.
Были споры. Я настаивал на том, чтобы это сделать как можно быстрее, понимая, что одно дело совершить это без разрешения и ведома властей, совсем другое – когда власти запретят, всё равно это сделать. И действительно – власти запретили, начались выволочки... Конечно, их задело, что там были люди известные – и Ахмадулина, и Вознесенский, и Аксёнов, и их любимец Искандер... Так что это был не просто бунт каких-то недоучившихся и никому не известных людей, но и людей очень популярных и известных всей читающей публике.
Ерофеева и Попова не исключили, как они любят говорить, из Союза писателей. Они были в тот момент на промежуточном положении. Их принимали в Союз, но окончательно они ещё приняты не были.
Вы "Лепту" назвали... Тут разница была в том, что "Метрополь" делали тайно и под носом у властей. Предисловие, написанное Аксёновым, было, на мой взгляд, неудачным, но дерзким и с нескрываемой идеей обойти цензуру, – конечно, это взбесило тогдашнее руководство.
М.Ц. – Агрессивнее всех вёл себя Феликс Кузнецов, нынешний академик, директор института мировой литературы. Как Вы считаете, он был искренним в своём неприятии "Метрополя" или просто послушно исполнял чужую волю?
Л.Б. – Я не знаю, что можно об этом человеке сказать, был ли он вообще когда-нибудь искренним. Он делал то, что было ему по уму и помогало сделать карьеру. В этом смысле он был вполне искренним.
М.Ц. – Вы говорите, что Аксёнов таким образом планировал свой отъезд. А остальные члены "Метрополя" полагали, что от властей можно будет добиться разрешения на публикацию?
Л.Б. – Нет. Все понимали, что никакого разрешения не будет, но мы рассчитывали на большой скандал. Я не знал, что это пересылается в Штаты, но кое-кто из близких к Аксёнову людей знал. Я ведь в немалой степени был чужаком, в "Метрополь" я передал статью, предназначенную для журнала "Вопросы философии" и там отвергнутую. Точнее говоря, статья была запрещена в ЦК, хотя в ней не было совершенно ничего антисоветского, как, впрочем, и во всём "Метрополе".
М.Ц. – А как Вы оказались автором альманаха?
Л.Б. – Совершенно случайно. В гостях у режиссёра Хейфица я познакомился с Фридрихом Горенштейном. Фридрих прочитал текст моей статьи, с места в карьер спросил: "А хотите участвовать в таком деле?" И я сходу ответил: "Да". В этом не было особой смелости, потому что нетрудно было сообразить, что участвуют очень известные люди, с которыми расправиться сразу "чохом" будет невозможно. Во-вторых, я знал, что в моей статье нет ничего особенного, кроме непривычных тогда бахтинских соображений о традициях.
Но... Когда всё это произошло, то обыска мы ждали все. Тростников был уволен с работы. Это было наше слабое звено. Он преподавал математику в институте, был кандидатом наук и никаким не философом. Написал он плохую статью, примиряющую религию с наукой, за неё и пострадал.
Я тогда спрятал весь самиздат – письма от обозревателей "Свободы", Би-Би-Си, другие самиздатовские тексты. По-моему, сходным образом поступали и другие. Обыск в этих условиях казался абсолютно естественным. У меня уже на тот момент было несколько вызовов в КГБ, я знал, что мой телефон прослушивается. И я был готов к тому, что с работы могут выгнать. Большего я не предполагал, но к тому, что мог потерять работу, как Тростников, я был готов. Но не выгнали. Я отделался тем, что мне запретили защищать докторскую, хотя уже был отпечатан реферат.
Я не мог печатать совершенно безобидные книжки по Возрождению. Мою книгу о гуманистах рассыпали в "Искусстве". Уже набранную, отредактированную книгу рассыпали, когда пришёл новый заведующий редакцией.
Трудности испытывали многие, даже Белла (Ахмадулина, – М.Ц.). Даже Фазиль Искандер стал испытывать трудности.
Вообще, судьба потом сложилась у всех по-разному. Вознесенский уже через неделю после того, как разразился скандал, был на приёме у президента Соединённых Штатов. Ахмадулина через год после скандала сумела выпустить книгу – правда, не в Москве, а в Молдавии.
Кое-кто даже что-то заработал на этом. Например, мой покойный ныне друг Юрий Карабчиевский, никому не известный, не печатавшийся ни в самиздате, ни в тамиздате, благодаря этому скандалу, стал очень известен. Он написал прогремевшую книгу о Маяковском ("Воскресение Маяковского", – М.Ц.) и трезво отмечал: "Я от этого только выиграл".
Фридрих Горенштейн, в отличие от Аксёнова, эмиграцию свою не готовил, но пришлось уехать, а Аксёнов явился туда триумфатором и бунтовщиком, что на первых порах обеспечивало ему прекрасный приём.
Витя Ерофеев с самого начала, и чем дальше, тем больше, старался представить это как некий подвиг наших литераторов. Мы даже с ним схватились на праздновании десятилетия "Метрополя". Я ему сказал, что никакого подвига не было, ибо мерять нужно по тем, кто сидел, у кого были обыски, а наша акция носила всё-таки боковой характер.
М.Ц. – А чем же кончилась идея презентации "Метрополя"?
Л.Б. – Было совещание, и "Метрополь" раскололся. Половина участников туда идти не хотели, потому что уже стало известно всё, так что они не хотели бросать дополнительный вызов. Мы с женой всё-таки туда пошли, к тому кафе, которое Белла Ахмадулина заказала для презентации.
Кафе было закрыто, в витрине надпись – "Закрыто по техническим причинам". Мы, стоя на противоположной стороне улицы, увидели стоящего в телефонной будке человека, которой держал трубку у уха, но не набирал номер и не разговаривал, а просто внимательно оглядывал окрестности. Так что было ясно, что КГБ не дремлет.
Потом подошло ещё несколько человек из наших. Потом кто-то ещё пришёл и предложил пойти на квартирку Гинзбург, собраться в своём кругу, выпить вина... Так это и было сделано. Но раскол был яростный. Мы сидели и спорили часов до четырёх утра.
М.Ц. – Во время работы над "Метрополем" у Вас были встречи с Высоцким?
Л.Б. – Были. Высоцкий несколько раз приходил на квартирку Гинзбург, участвовал в наших совещаниях. Отчасти они носили деловой характер, когда надо было что-то решать, а отчасти это была просто потребность увидеться друг с другом. Наскучив разговорами, – деловыми или квази-деловыми, – он выходил в коридорчик и рассказывал всякие хохмы. Кое-что я запомнил и потом пересказывал друзьям эти маленькие новеллки.
Помню вот такую историю. Какой-то забулдыга заходил в "гадюшник", расположенный рядом с Театром на Таганке (ресторан "Кама", – М.Ц.). Пройдя между столиками, он вдруг хватал чей-нибудь стакан водки, залпом выпивал его и бросался на колени с криком: "Ну бейте меня! Бейте! Ну не могу я иначе!" Его никто не бил, и он уходил с тем, чтобы через час, когда будут другие люди, вернуться за новой порцией.
На похоронах Высоцкого я был, причём на особом положении члена "Метрополя". Меня провели мимо бесконечной колонны людей, и я имел возможность немножко задержаться у гроба".*18
В предисловии к первому российскому изданию "Метрополя" В.Ерофеев писал: "Кампанию травли "Метрополя" со всей решительностью, отражавшейся на неустанно потеющем лице, возглавил Феликс Кузнецов. Когда он выдыхался, то распахивал двери кабинета, и в него врывались, чтобы продолжить с нами борьбу, бледнолицый Лазарь Карелин и румяный, в комиссарской кожанке Олег Попцов".
Олег Максимович Попцов в те времена возглавлял журнал "Сельская молодёжь", который, на мой взгляд, был одним из лучших "тонких" журналов страны. Укрывшись за абсолютно политически грамотным названием, О.Попцов с 1968-го по 1990-й год издавал журнал не для села и не для молодёжи, а для всех, кто хотел читать хорошую литературу. Там печатались В.Шукшин, Ю.Нагибин, В.Распутин, Ф.Искандер, Ю.Ким, В.Померанцев... Сейчас всё это уже забылось, а вот слова про "комиссарскую кожанку" остались...
"О.П. – Я могу сказать, что был в эпицентре этих событий. Я помню все эти дискуссии, выступления. "Метрополь" – это довольно интересное явление. Он вызвал протест со стороны официальных властей, – но это и понятно. А вот какой путь надо было избрать... Я был сторонником – причём категорическим – того, чтобы издать "Метрополь".
Аксёнов... Вы понимаете, я сторонник той точки зрения, что если ты хочешь изменить страну, то надо бороться, живя в ней, а не уезжать. Это моя позиция. Я Аксёнову говорил: "Я понимаю, тебе есть куда ехать. А что делать Искандеру? А что делать Битову?"
В этой истории нельзя не видеть объективной составляющей. Мы же понимаем, какое это было время, – это было время Михаила Андреевича Суслова. Нелепо было ждать от Суслова восторга по поводу альманаха, но я до сих пор считаю, что можно было и необходимо было "Метрополь" отстоять.
Я выступал и говорил, что если мы сейчас дадим возможность этому журналу уйти за рубеж, мы закроем на энное количество лет творчество этих людей в нашей стране. Поэтому его надо издавать здесь, во что бы то ни стало.
В альманахе были вещи, которые следовало беспощадно критиковать, а были вещи совершенно прекрасные. Скажем, я очень люблю Женю Попова, он талантливый человек, но его рассказ о том, как человек сидел над дырой и оправлялся, мне крайне не понравился.
Ещё несколько рассказов в сборнике только вызвало у меня отрицательную реакцию. В том числе, рассказ Искандера "Маленький гигант большого секса". Но ведь были там и прекрасные вещи! Например, повесть Горенштейна "Ступени".
Самым хитрым был Вознесенский, он перехитрил всех. Он дал в альманах стихи, которые уже были опубликованы в его книге ("Соблазн", Москва, "Советский писатель", 1978 г., – М.Ц.), но под другими названиями. Когда на него набросились, он сказал: "Но у меня это уже было опубликовано!" Это был такой ход...
Но, в общем, это была хорошая литература, сделанная настоящими писателями. Появление "Метрополя" здесь, в России, только прибавило бы авторитета русской литературе и позволило бы сказать, что ситуация меняется.
Произошло столкновение двух тенденций... Кто-то мне сказал: "А вот помните, как Вы выступали против "Метрополя"? Я ответил: "Господа! Есть все стенограммы обсуждений. Возьмите и прочтите. Я не откажусь там ни от одного слова.*19 Там выступал Бакланов, там выступал Бондарев. Вот давайте посмотрим, кто и о чём говорил, тогда станет всё ясно".
Я считаю, что это была такая ситуация, когда была нужна, как принято говорить сейчас, политическая воля. Но у руководителей Союза писателей этой политической воли не было. Хотя, наверное, всё было возможно, и можно было настоять, пойти к Брежневу, убедить его. Можно было... Но для этого надо было идти на определённый риск. Как редактор журнала, я имел двух цензоров – одного по месту издания, а другого – в центральной цензуре, и я это очень хорошо знаю. Власть надо было убеждать и доказывать ей.
М.Ц. – Мне приходилось слышать мнение, что Василий Аксёнов с самого начала планировал скандал, понимая, что "Метрополь" в Союзе издан не будет.
О.П. – Да, да, конечно! Я именно об этом и говорил. Я не был внутри их команды и не знаю, о чём они там договаривались, но Вася чётко делал установку на скандал, чтоб это издать за рубежом и выплеснуть. Я же понимал, что это такое идёт! У меня Фазиль Искандер был членом редколлегии, а после этого от меня потребовали, чтобы я вывел его из членов редколлегии. Я знал, что будет. Я говорил: "Что вы делаете? Настоящих литераторов мы просто зачеркнём! Они, как минимум, пятнадцать лет не смогут публиковаться в стране. Что вы делаете! Ни в коем случае нельзя дать альманаху уйти за рубеж". Но было бессмысленно всё...
М.Ц. – Кто из писателей, по Вашему мнению, был главным гонителем идеи издания "Метрополя" на родине?
О.П. – Ну, Марков, естественно, был против. Но вообще это было открытое обсуждение на московской писательской организации. Там была схватка, надо было отстоять... Но Вы понимаете, в чём дело: там Вася Аксёнов с самого начала играл активную роль. Он говорил: "Ребята, да чего мы тут будем... Да пошли они!"
Материалы в прессе о "Метрополе" всегда тенденциозны – либо с той, либо с другой стороны. А истина всегда посередине. Ведь что такое объективность? Это сумма субъективностей.
Это время было такое. Вы знаете, кто хотел остановить фильм "Семнадцать мгновений весны"? Суслов, начальник Главного политуправления армии Епишев и Гречко (министр обороны СССР, – М.Ц.). Гречко дословно сказал: "Мы на брюхе ползли по Кавказскому хребту, а, оказывается, это разведчики, сидя в отелях, выиграли войну". А Андропов эту картину поддержал. Даже такие вещи проходили с трудом! Потом фильм отвезли на дачу Брежневу, и все получили звания народных артистов и Государственную премию. А Михаил Андреевич (Суслов, – М.Ц.) это гнобил. Вот так это было. А это был не "Метрополь", понимаете?"*20
Ещё один участник "Метрополя", народный артист России Марк Григорьевич Розовский, вспоминает о событиях того уже достаточно далёкого времени так, как будто это было вчера. Ну и то сказать – такое не забывается.
"М.Ц. – Среди авторов "Метрополя" была надежда, что издание будет разрешено к публикации в Советском Союзе?
М.Р. – Интересный вопрос... Нам говорили, что с нашей стороны это была явная провокация, потому что настолько же было ясно, что это опубликовать невозможно! На самом деле, если провокация и была, то она была как раз обратного свойства. Там ведь ни у одного автора не было никакого вызова Советской власти, это вовсе не был диссидентский сборник, который имел бы чисто политические цели.
Система сама подставилась, потому что она запрещала то, что невозможно было запретить именно в силу того, что там не было борьбы с Системой! Система себя обнаружила как нечто бесчеловечное и антихудожественное. Когда я написал свою статью ("Театральные колечки, сложенные в спираль", – М.Ц.), то Васе Аксёнову она очень понравилась: "Вот это как раз то, что нужно! Они в официозе это не приемлют, а что тут такого, что подрывало бы устои?"
"Они" считали, что над "ними" издеваются. Когда от меня потребовали объяснений моего участия в "Метрополе", то я был в Ленинграде и послал телеграмму: "Моё участие в "Метрополе" объясняется желанием содействовать поиску и эксперименту в советском театре. С уважением, Марк Розовский". И эта телеграмма была буквально воспринята как издевательство.
После этой телеграммы Феликс Кузнецов вызвал меня уже для личного разговора. Он мне говорит: "Что это ты мне отписки шлёшь?" Я говорю: "Вы меня просили объяснить, а я именно так и думал, как написал". И мне он объяснял ситуацию эдак, по-чапаевски. Помните, в фильме Чапаев на картошке объяснял? А Кузнецов положил на стол белый лист бумаги, нарисовал точку и сказал: "Вот это – ты". Потом обвёл эту точку кружком и сказал: "Вот ты – член Союза писателей". Потом нарисовал точку отдельно, а кружок – отдельно и показал: "А вот это – если ты не с нами". Такая вполне откровенная угроза, что могут и исключить... Так что, мол, выбирай.
М.Ц. – Существует очень хорошо известная фотография, на которой запечатлены большинство членов "Метрополя". Когда она была сделана?
М.Р. – Я точного дня не помню. Мы тогда собрались все как бы подтвердить свою взаимную ответственность. Властям очень не понравилась одна фраза во вступлении, написанном Васей. Там было сказано о том, что у нас что-то вроде круговой поруки. Я точно не помню, но это можно найти. Эта фраза тоже вызывала жуткую ненависть. ("Альманах "Метрополь" представляет всех авторов в равной степени. Все авторы представляют альманах в равной степени". – М.Ц.)
Их желание главное было – нас раздробить. Найти какой-то способ, чтобы кто-то из нас струсил. Поэтому со всеми стали вести индивидуальную работу. Обработка иногда принимала очень смешные формы. Скажем, я жил на одной лестничной площадке с Володей Амлинским, которого прекрасно знал по журналу "Юность". Тогда он был секретарём Союза писателей, уж не помню, какого – то ли российского, то ли московского. И вот ему было поручено со мной провести работу.
Он пришёл: "Надо поговорить". Я ему: "Ну, я понял, кто тебя послал. Давай, разговаривай". Мы пошли с ним на балкон и Володя говорит: "Ну, чего мне им сказать-то?" Я говорю: "А что – я должен тебе сказать, что ты должен мне сказать?" Совковая такая дурацкая ситуация. Мы же друзья были. Ему тяжело, и мне тяжело. Вот стоим мы на балконе. Он молчит, и я молчу. Постояли и разошлись. Что он потом написал, как он отчитался за проведение беседы со мной, я не знаю.
Потом ещё одна беседа была. У меня был друг, секретарь парткома московского отделения Союза писателей. Он пришёл ко мне с бутылкой водки. – "Давай выпьем". Я говорю: "Ну, давай". Мы выпили, стали трепаться. Разговор вообще ни о чём, о "Метрополе" – ни слова. Он поднялся и ушёл. Хотя понятно было, зачем он приходил в тот раз.
М.Ц. – Но, насколько я знаю, беседами дело не ограничилось, и участие в "Метрополе" Вам ещё припомнили?
М.Р. – Ну конечно! У меня был запланирован авторский вечер в Доме учителя – его тут же отменили, когда история с "Метрополем" открылась. Когда я спросил, почему отменён вечер, мне ответили: "Трубы прорвало". Я даже поехал туда проверить. Естественно, трубы были в порядке. "Права качать" я не стал – бессмысленно.
У меня был сценарий – он был тут же зарублен. Книжка в издательстве была рассыпана. Били рублём. Я попал в "чёрный список" – и никакого тебе телевидения, никакой работы. У меня в театре Маяковского в Москве лежала пьеса по Маяковскому, называлась "Высокий". Главреж театра Андрей Гончаров, как театральный человек, не очень был в курсе того, что делалось в Союзе писателей. Ему хотелось Маяковского. Это была единственная работа, которая у меня оставалась. То есть, я был автором, и мне дали её ставить. Но потом всё равно зарубили. Пьесу поставил другой режиссёр, а постановку перевели с большой сцены на малую.
М.Ц. – Как долго для участников "Метрополя" продолжались последствия этого дела?
М.Р. – По-разному. Вася уехал, Алешковский уехал, Фридрих Горенштейн тоже. Естественно, для них проблемы кончились быстро. Конечно, они были объявлены антисоветчиками, но с ними никто не полемизировал. А вот для нас, оставшихся, проблемы продолжались долго.
М.Ц. – Высоцкий принимал участие в подготовке альманаха?
М.Р. – Да Вы знаете, никто не принимал участия. Все сдали свои материалы, а потом собрались перед тем, как объявить об этом издании. И сговорились, как себя вести, если НАЧНЁТСЯ...
И действительно – началось! После того, как было первое обсуждение в Союзе писателей, вышел очередной номер газеты "Московский литератор". Это такая была газета-шавка при секретариате Союза писателей. И – уникальный случай – весь номер газеты был посвящён "Метрополю"! Весь номер был занят выступлениями тех, кто клеймил и долбал "Метрополь".
Официальные власти так испугались! Вы даже не представляете себе, как они перепугались. А потом они получили команду всё спустить на тормозах. Феликс Кузнецов набрал на этом деле очки, стал ещё большим партийным боссом. Теперь он во главе всего литературоведения, директор института мировой литературы имени Горького. Правда, нигде не печатается. Мы всё это помним. И он всё помнит".*21
Что же помнит и как воспринимает теперь эти давние события Феликс Феодосьевич Кузнецов? За все прошедшие с той поры годы, он, насколько я знаю, ни разу в прессе на тему "Метрополя" не выступал. А ведь он – важнейшее действующее лицо, и без его воспоминаний ни одно исследование об альманахе не будет полным.
"Вы, может быть, сейчас улыбнётесь, – сказал мне Ф.Кузнецов, – но забавным фактом было то, что, возможно, первым человеком, кому поступило предложение сформировать такого рода сборник из текстов, которые не прошли советскую цензуру, и опубликовать это на Западе, был я. Это забавно, конечно, но факт. В те годы, 70-80-е годы двадцатого века, разворачивался очень активный роман между Госдепом (государственный департамент США, – М.Ц.) и Союзом писателей СССР, а точнее – между Госдепом и советскими писателями. Именно в ту пору целый ряд писателей стал получать индивидуальные приглашения для поездки в Штаты на очень хороших условиях, с возможностью поездить по стране, почитать лекции, получить за них приличные гонорары.
Помимо таких индивидуальных приглашений, была разработана программа обмена делегациями. У истоков её стоял покойный Солсбери.*22 Проводились разного рода дискуссии по вопросам советской и американской литературы. Наверно, состоялось около десяти поездок – пять наших делегаций ездили в США, и пять американских приезжали к нам. Как мне думается, это всё входило в программу размягчения официальной советской идеологии и нащупывания тех мягких мест, на которые можно оказывать воздействие. В общем и целом, это был блистательный пример ведения "холодной" войны в новых условиях.
Я был одним из тех, кто был удостоен чести входить, по меньшей мере, три или четыре раза в эти делегации. Наши делегации обычно возглавлял Сидоренко, бывший замминистра, бывший переводчик на встречах Сталина с Мао Цзедуном, а с американской стороны руководителем был Солсбери. Мы проводили дней десять в дискуссиях, а потом нам предлагался маршрут по Америке. Мы ездили по стране, читали лекции.
И вот однажды ко мне пришёл от Солсбери один человек, его правая рука. Я позабыл сейчас его фамилию. Он был сын белоэмигранта, племянник генерала царской армии. Он пришёл ко мне, потому что начинал я как "шестидесятник", и в этом плане интерес ко мне был, и предложил мне подумать о такого рода акции. Я отказался, сказав, что не хотел бы этим заниматься.
Потом, некоторое время спустя, я вдруг узнаю, что Вася Аксёнов и Витя Ерофеев собирают такого рода тексты, которые не прошли советскую цензуру. Это была акция продуманная, проработанная на перспективу, с очень тщательным анализом плюсов и минусов. Эта акция была обречена на успех, и обречена на очень мощную кампанию информационного сопровождения.
Поражение Советского Союза в "холодной" войне было неслучайным, и война шла через целый ряд очень умных операций. "Метрополь", по моему глубочайшему убеждению, был такой операцией. Почему? Да потому что нашим писателям это всё было, грубо говоря, до феньки. Самое смешное, что текстов, не прошедших цензуру, там было очень мало. Если это не было опубликовано, так это потому, что это было очень слабо. Акция с "Метрополем" была необходима Западу потому, что акция с выдворением Солженицына показала, до какой степени эффективна информационная война против Советского Союза. После Солженицына прошло несколько более мелких акций, но потом всё это стало затухать, и не было информационного повода для того, чтобы это дело, как говорится, раскочегаривать. Этот повод необходимо было создать, и он был создан. Как мне думается, Аксёнов не осознавал, что он – чьё-то орудие. Витя Ерофеев, скорее всего, осознавал, Попов – вряд ли. Большинство же участников "Метрополя" искренне полагали, что они ведут борьбу за свободу слова в СССР.
Многие писатели ничего не хотели давать в "Метрополь". Они приходили к Булату Окуджаве – Булат ничего не дал, он был очень осторожный человек. Они приходили к Юрию Трифонову – Юра тоже ничего не дал. А кто-то дал свои тексты, не представляя, что всё происходящее – игра, которая, строго говоря, к литературе имела маленькое отношение.
В "Метрополе" текстов высокого звучания было не очень много. Ну, допустим, хороший был рассказ Фазиля Искандера. Хороши были тексты Андрея Вознесенского, которые, кстати, уже были напечатаны к тому времени. У Фридриха Горенштейна хороший кусок. Стихи Высоцкого.
Когда всё это случилось, власти были чрезвычайно растеряны и не понимали, как себя вести. Как ни парадоксально, самым умным человеком оказался Кириленко,*23 который, в общем-то, был достаточно дубоватым. Он сказал: "Эту историю надо замолчать и ничего об этом не писать".
Однако вскоре стало ясно, что молчанием здесь не обойдёшься, поскольку стало известно, что участники "Метрополя" подготовили зал в кафе "Север", куда были приглашены корреспонденты зарубежной прессы. В этом кафе должна была состояться презентация этого издания, и первой заботой властей было этой презентации не допустить, чтобы избежать всемирного ажиотажа.
Стали думать, как это сделать. Я тогда возглавлял московскую писательскую организацию. Меня пригласил к себе секретарь ЦК по идеологии Зимянин. На заседании присутствовали Чебриков, в ту пору – заместитель председателя КГБ, который курировал 5-е управление,*24 Шауро.*25 Они пригласили меня, чтобы узнать мою точку зрения, как этот вопрос решать и как из этой ситуации выходить.
Моя точка зрения была такой: во-первых, нельзя никого наказывать, нельзя никого исключать, нельзя применять никаких репрессий, потому что всё это – дополнительный материал для информационного пожара. Во-вторых, я предложил, как мне казалось, тихое и спокойное обсуждение этого вопроса на заседании писательской организации, предварительно размножив альманах для ознакомления с ним членов организации, чтобы люди прочитали и высказались.
Было сделано пятьдесят копий "Метрополя". Высказывались разные, но, в основном, очень хорошие писатели. Большинство альманах не приняло, причём с точки зрения не политической, а эстетической.
Материалы этого обсуждения были напечатаны в газетке "Московский литератор", тираж которой был пятьсот экземпляров. И эта газетка с её крошечным тиражом вдруг стала любимой газетой всех иностранных средств массовой информации. Они посылали своих людей, чтобы разыскать эту газетку! И этой газетки было достаточно, чтобы возник международный скандал.
Вдобавок, к сожалению, не было выполнено моё предложение никого не наказывать. Сергей Владимирович Михалков возглавлял в ту пору Союз писателей России, и они всё-таки исключили Ерофеева и Попова из членов Союза писателей. Исключили очень своеобразно: мы их за год до этого приняли, но они не получили вовремя членские билеты. Союз писателей России после всех событий отказался им эти билеты выдать. Не дают билеты – значит, исключение. Тогда Аксёнов и ещё несколько человек (С.Липкин и И.Лиснянская, – М.Ц.) подали заявление о выходе из Союза писателей. Это подняло ещё одну волну ажиотажа. Поверьте мне, что весь этот ажиотаж, весь этот скандал был неслучаен. Это просто – эпизод "холодной" войны.
Мне ещё почему было трудно... Многие авторы "Метрополя" были моими друзьями. Я понимал, что многие ребята оказались втянутыми в заваруху, которая нанесла им ущерб. Этим людям это было совершенно ни к чему, потому что они не находились в состоянии активной диссидентской позиции.
М.Ц. – А с точки зрения сегодняшнего дня...
Ф.К. – С точки зрения сегодняшнего дня... Как говорится, если бы директором был я, конечно, это надо было спокойно напечатать и здесь, и через ВААП*26 издать на Западе – и закрыть тему. Это было бы самое простое и разумное решение, потому что напечатанный в СССР, этот альманах канул бы в безвестность, как он, в конце концов, и канул. Он переиздавался два или три раза, но кто его сейчас читает? Но в ту пору, когда было обострённое политическое противостояние, это оказалось, к сожалению, невозможным.
Я не чувствую своей вины. Я просто испытываю горечь от того, что в ту пору не хватило ума – не только у меня, но и у властей, – понять, что не надо было поддаваться на эту провокацию. У них как раз и был расчёт на то, что не напечатают, и расчёт оправдался.
Практически, в этом альманахе, за исключением чуть-чуть задиристого предисловия, написанного Васей Аксёновым, да пошлых рассказов Ерофеева и Попова, не было ничего такого, что могло быть рассмотрено хоть в какой-то степени как антисоветское. Стихи Высоцкого? В них не было ничего антисоветского!
Из авторов "Метрополя" я продолжаю оставаться в прекрасных отношениях и с Фазилем Искандером, и с Андреем Битовым.
Скажу Вам так: в этом деле было две стороны. Одна сторона была очень заинтересована в этом скандале, и она его получила, благодаря своей умной политике. А вторая сторона, благодаря своей глупой политике, тоже этот скандал получила, – но себе в бок".*27
В заключение – короткая справка. Альманах "Метрополь" впервые был издан в 1979 г. в американском издательстве "Ардис". Первое издание представляло собой факсимильное воспроизведение оригинального "самиздатовского" сборника, чуть позднее, но в тот же год, выпущена книга обычного размера. Через год вышел перевод "Метрополя" на французский (издательство “Gallimard”), а в 1982 г. появился перевод на английский, изданный “W.W.Norton&Company”.
На родине авторов "Метрополь" впервые напечатан в 1991 г. (издательство "Текст"). Переиздания книги осуществлены в 1999 и 2001 гг.
_______________________________________________
<<< (обратно к тексту)
|
