|
На первую страницу сайта "Владимир ВЫСОЦКИЙ. Каталоги и статьи"
К оглавлению раздела
Дата публикации – 31.03.2013 г.
О Владимире Высоцком вспоминает
Аза Владимировна ЛИХИТЧЕНКО
А.Л. – Из наших однокурсников мало кто уже остался...
М.Ц. – К сожалению, это так. Но я успел поговорить с Романом Вильданом, с Валентином Никулиным. Очень интересный разговор был с Еленой Борисовной Ситко. В Томске я нашёл Мохова Николая Павловича...
А.Л. – Да что Вы?! Мы про него вообще ничего не знали. Очень талантливый был человек.
М.Ц. – Мохов мне сказал, что самым талантливым на курсе был Виктор Большаков. Вы с этим согласны?
А.Л. – Да, это правда. С ним рядом просто никто не стоял. Мы считали, что это молодой Москвин. Он был очень бедный, Витя Большаков. Он из Сибири. Его матери не только было нечего прислать ему к его 27 рублям стипендии, а он ещё сам посылал ей пять рублей в месяц. Такая была нищета... И только благодаря тому, что у нас в Школе-студии была столовая, в которой всегда были бесплатный хлеб, бесплатная капуста, сахар и чай, иногородние ребята могли дожить до стипендии. Даже если не было ни копейки денег, то можно было прийти, налить чая, взять кусок хлеба... Что-то ещё поварихи плеснут...
А когда через какое-то время хлеб в этой столовой сделали платным, то актёры МХАТа чуть ли не забастовку объявили. Они понимали, что ребята выживают на этом хлебе и сахаре.
М.Ц. – И что, вернули бесплатный хлеб?
А.Л. – В эту столовую вернули. По стране, кажется, отменили, а у нас он продолжал оставаться бесплатным.
М.Ц. – Высоцкий тоже, наверное, в той столовой подъедался? Он ведь тоже небогатый был.
А.Л. – Нет, это вряд ли. Это всё-таки было больше для ребят иногородних, из общежития. Перед занятиями они могли что-то перехватить.
М.Ц. – Е.Ситко рассказывала мне, что у Вас с Высоцким была в студии совместная работа, но деталей она не помнит. Не расскажете об этом?
А.Л. – А я тоже не помню. Я студенческие годы как-то помню удивительно смутно. Я помню только эпизоды, которые мы делали на улице, это было нашим любимым занятием. Мы шли все вместе – Гена Портер, Гена Ялович, Володя Высоцкий, Валя Никулин, другие ребята... Никулин окончил два курса юридического факультета и считался у нас законником.
И вот мы делали так... Предположим, останавливаемся и начинаем смотреть на какое-то окно на пятом этаже. "Смотри! Смотри!" Через некоторое время собирается толпа, которая тоже хочет увидеть, что там происходит. Когда толпа собиралась, мы уходили, уже слушали со стороны, как народ рассказывал, что произошло в квартире на пятом этаже: кто-то выбросился из окна, кого-то убили...
Или, например, длинный Ялович и маленький Портер. Они идут, и через каждые пять шагов приседают. А мы идём сзади и смотрим на это дело. Они опять идут, опять приседают, идут – приседают...
Милиция тогда была на улицах, – не так, как сейчас. Тогда, если к тебе кто-то пристал, можно было крикнуть: "Милиционер!" – и он появлялся. И тут тоже появлялся милиционер и говорил: "Не положено! Непорядок вы устроили". Они говорят: "Ведите нас в отделение".
И тут начиналось самое замечательное: вперёд выступал Валя Никулин, наш законник... И милиционеры уже от нас были счастливы как-нибудь избавиться. Разумеется, Володя Высоцкий во всём этом принимал самое деятельное участие.
Я была такой домашней девочкой, в студенческих тусовках в общежитии участия не принимала. С Володей у меня был связан свой эпизод. Я его никому не рассказываю... Хотя эпизод абсолютно невинный и интересный.
М.Ц. – Так если невинный и интересный – может быть, расскажете?
А.Л. – У нас на втором курсе начался период ухаживаний, влюблённости. Марина Добровольская вышла замуж за Гену Яловича. Таечка Додина вышла замуж за Гену Портера... Наверное, наступила и моя очередь... Я была влюблена в одного человека со старшего курса.
В 1959 году наш курс поехал на гастроли в Ступинский район Московской области. Где-то неделю мы там были, ездили на фабрики, на полевые станы.
Володя читал монолог деда Щукаря из "Поднятой целины", а я читала из "Анны Карениной" и вела эти выступления. Я помню, как мы выходили на сцену, и объявляла: "Начинаем..." Зал замирал. Я начинала читать свой текст, сначала слушали нормально, а потом я понимала, что я теряла зал. Слушали уже не так внимательно и не так восторженно...
Выходил Володя со своим сипатым голосом. Саричева, наша преподавательница техники речи, считала, что это у него от курения такой голос, а у него он таким был от природы. Володя начинал читать свой отрывок, – а в зале пока ещё внимания нет. И постепенно Володя захватывал зал так, что к концу зрители уже боялись пропустить хоть одно слово. Вот тогда я подумала: "Голос должен даваться только в награду. Сперва надо научиться читать как следует, а потом, как награду, получать голос".
Так вот история ступинская... На ночь нас оставили ночевать в какой-то школе сельской, что ли. У меня там какая-то каморочка маленькая была. Я расположилась на ночлег – и вдруг появляется Володя. Говорит: "Аза, ты меня извини, но не хватает коек для всех..."
Как выгнать человека? А с другой стороны, мама говорит: "Ты с такими вещами будь осторожна". А в то время были такие красивые дождевики прозрачные – зелёные, красные, синие... И мне незадолго до поездки такой дождевик подарили. И вот я заворачиваюсь в этот дождевик и говорю: "Ладно, Володя, раз некуда деться – ложись. Но если ты меня только тронешь, я кричать буду". Володя где-то до полуночи пыхтел-пыхтел, потом говорит: "Нет, пойду я на сеновал спать".
Видимо, этот случай его как-то задел, и он начал за мной ходить. А у меня и мысли о нём не было. Вот недавно была телепередача, и Андрей Малахов всё пытался выведать у меня, часто ли Высоцкий бывал у меня дома.
Да, он часто бывал, иногда он приходил, когда меня не было. Сколько раз я его заставала у нас спящим! Прихожу – Володя опять в доме. А однажды он меня на руках в дом внёс. Поднял меня на руки и внёс на пятый этаж без лифта. Я отбивалась: "Вовка, пусти!"
А потом он сделал мне предложение. А я любила другого человека. Тогда Володя говорит: "Давай пойдём, и я тебе докажу, что мы хорошая пара".
И мы пошли на Арбат к какому-то художнику, в какую-то смешную общую квартиру. Хозяин расставил треножник и наделал нам фотографий. Володя говорил: "Ну, посмотри, какая мы пара!" Из этих фотографий с зубчиками у меня сохранилась одна, остальные давно растащили.
И вдруг через полтора или два месяца я узнаю, что Вовка женится. "Как же так, – думаю, – вроде же, был влюблён". А женился он на Изе Мешковой. Она мне очень нравилась – рыженькая, симпатичная, очень славная.
Как я понимаю, Вы хотели бы спросить: а видели ли мы в Володе гения? Не могу этого сказать. Тогда он был такой, как все. Тогда все пели в перерывах между занятиями. Пел Валя Никулин, пел Валя Буров, пел Валя Попов... Ну и там же пел и Володя, ничем особенно не выделяясь.
Но он был рассказчиком дивным! Причём он каждый раз приносил рассказы со своего двора. Он говорил, что у него был сосед Серёжа, у которого были выбиты зубы, и он не выговаривал тридцать букв алфавита, поэтому он и своё имя произносил: "Сенёжа". Больше всего запомнились истории про "пнащ" и про "гонубей".*1
М.Ц. – Вы сказали, что Высоцкий читал монолог Щукаря. А Маяковского он читал?
А.Л. – Нет, не помню такого.
М.Ц. – Что из ролей Высоцкого в училище Вам запомнилось?
А.Л. – "На дне": там мы вместе играли, и даже МХАТ хотел весь наш коллектив забрать к себе, но что-то не получилось. Вообще была постоянная связь с МХАТом у нас. На выпускных спектаклях обязательно бывали ведущие мхатовские артисты... Помню, были они на зачёте по вокалу, где Володя пел песню: "Правая, левая, где сторона? Улица, улица, ты, брат, пьяна". Вот это запомнилось.
М.Ц. – А кого из педагогов студенты любили больше других?
А.Л. – Педагоги у нас были замечательные! У нас был совершенный ребёнок Массальский. Совершенно очаровательный, сохранивший всю свою детскость. Мы его обожали! Я помню, как он вернулся из Японии и привёз приёмник, который нигде в сеть не включён, а работает! Вы можете себе представить такое в то время?!
Я помню, мы сидим на занятии, – Павел Владимирович вёл мастерство актёра, – и вдруг откуда-то звучит музыка. А мы не можем понять, откуда она. А он стоит – довольный такой! А приёмник у него где-то в кармане был.
Александр Сергеевич Поль, преподаватель зарубежной литературы. Помню, как после успешно сданного всем курсом экзамена Александр Сергеевич разворачивает какую-то бумажку, брошенную кем-то из студентов – и зеленеет... Там написано: "Срочно пришлите содержание "Дон Кихота"".
А перед этим экзаменом мы распределили все билеты, чтобы потом перед экзаменом рассказать друг другу, и таким образом каждый имел бы какую-то информацию обо всём. Мне достался Анатоль Франс. Я открыла "Восстание ангелов" – а у меня в эту ночь поднялась температура, и я в совершенно эйфоричном состоянии причитала эту книгу. Это произвело на меня невероятное впечатление! Я поняла, как надо жить, как надо любить природу, как надо радоваться всему. Короче говоря, когда я пришла и начала рассказывать про "Восстание ангелов", то меня они слушали с невероятным восторгом. Все сдали, всё нормально, – хотя, видно, кто-то про "Дон Кихота" прослушать не успел...
Поль был достаточно суровым учителем. Если опоздал на лекцию – лучше не входи. Однажды он тростью кинул в зашедшего в середине лекции Радомысленского. Тот ничего не сказал, потому что был не прав.
На третьем курсе пришёл Андрей Донатович Синявский – читать курс советской литературы. Он был такой страшненький... Я сказала сейчас это слово и вспомнила, как моя мама однажды сказала: "Аза, а что это к нам Володя Высоцкий зачастил? Уж не роман ли у тебя с ним?" Я говорю: "Мама, ну а если даже и роман, то что?" А она мне: "Да он такой страшненький..."
Вот и Синявский... Рыжий, с всклокоченными волосами, торчащими в разные стороны. Но он так великолепно читал, что мы, все семь девочек, были абсолютно в него влюблены. Вот как это бывает? Страшненький, смешной, а мы его любили. Несколько раз мы к нему приходили, сидели, пели..
М.Ц. – Синявский очень любил блатную песню...
А.Л. – Ну там пели не только блатные песни. Пели и Окуджаву, и Галича. Могли после ареста Синявского сказать, что, дескать, собиралась какая-то группа, молодёжный кружок. Но ведь ни одного человека в КГБ не вызвали. Ни одного!
М.Ц. – У Синявского часто собирались?
А.Л. – Нет-нет, только несколько раз, но достаточно, если бы хотели сказать, что он у себя дома собирал антисоветчиков. В 90-е годы мы узнали, что нас, оказывается, всех преследовал КГБ. Так вот, когда арестовали Синявского, то ни одного из тех студентов, кто приходил к нему домой, в КГБ не вызывали. Это я Вам говорю совершенно точно.
Нам, девочкам, кстати, не повезло – у нас не было педагогов-женщин. Периодически к нам приходила Евгения Николаевна Морес, мхатовская травести. Мы её тоже очень любили.
Была ещё такая потрясающая педагог, профессор Саричева, с очень низким голосом. Педагог она была интересный. Мной она не занималась. Помню, сказала она так: "Что Бог дал, того не отнимешь". Володей она занималась много, всё говорила: "Курите всё, поэтому и голос такой". Но потом она на него махнула рукой. Больше всех она занималась Мариночкой Добровольской. Марина была очень красивая, но у неё был недостаток – она нечётко произносила букву "с". На вступительных она читала так: "Ты сФистни, тебя не застаФлю я ждать..." И у Саричевой это было как долг чести. Она сказала: "Я берусь это исправить".
Марина – человек невероятной работоспособности. Я думаю, в любом бы деле она преуспела. Надо было бы стать министром – стала бы министром, академиком – так академиком. Но она пошла в театр. Если Саричева уделяла всему курсу половину своего времени, то другую половину она уделяла Марине.
М.Ц. – Абрам Александрович Белкин, специалист по творчеству Достоевского, интересно читал свой курс?
А.Л. – Вы знаете, я помню Белкина, помню, как он выглядел, но больше ничего в памяти не осталось.
М.Ц. – А княжна Волконская, преподаватель манер?*2
А.Л. – Это потрясающий человек! Она совершенно поразила меня в одном эпизоде. У нас комната для занятий была на третьем этаже, и мы в перерывах курили на лестничной клетке. Она была уже достаточно немолодой и, как я сейчас понимаю, уже достаточно нездоровой. Однажды она поднималась по лестнице без лифта. Шла, буквально цепляясь за перила, останавливалась через каждые три шага. Видно было, что человеку очень-очень плохо. Но когда она дошла до двери, она ещё несколько секунд постояла, потом вскинула голову, расправила плечи и бодрой походкой вошла в комнату. Там в комнате могли быть люди, а нас с Таей Додиной, курящих на лестнице, она не заметила – и нам стало неудобно, что мы видели момент её слабости. Вот эту сцену я запомнила на всю жизнь.
М.Ц. – Однажды в беседе с высоцковедом Борисом Акимовым Вы сказали, что Ваш муж снял первую картину о Высоцком.*3 Что это за картина?
А.Л. – Мой первый муж Александр Георгиевич Менделеев был журналистом. По его сценарию был снят фильм "Срочно требуется песня". Это фильм не о Высоцком, но Володя там тоже участвовал.
М.Ц. – Вы встречались с Высоцким после студии?
А.Л. – Мы пересекались иногда. То на телевидении, то в ВТО, то в Доме журналиста... Чаще я почему-то встречалась с его мамой, которая была абсолютно убеждена, что у меня с ним был роман. Где-то лет за пять до смерти она мне сказала: "Аза, ну почему ты отказываешься? Ведь у тебя был роман с ним". Я говорю: "Это у него был роман со мной, а не у меня с ним".
А вот влюбилась я в него и дико переживала, только когда он умер. Вот это странная вещь... Я была на его похоронах, и такое чувство было, будто душа его разлетелась, и осколком – в каждое сердце. Года два после этого я видела сон о нём один и тот же. И каждый раз оказывалось, что это либо День рождения его, либо – день смерти. Я утром шла и ставила свечки.
3 и 10.03.2013 г.
Беседу вёл Марк Цыбульский (США)
(Copyright © 2013)
_______________________________________________
<<< (обратно к тексту)
|
