|
На первую страницу сайта "Владимир ВЫСОЦКИЙ. Каталоги и статьи"
К оглавлению раздела
Дата публикации – 8.09.2015 г.
О Владимире Высоцком вспоминает
Андрей Донатович Синявский
В первой половине 1980-х гг. радиостанция Би-Би-Си выпустила в эфир "Концерт-беседу о Владимире Высоцком". Её подготовил сотрудник радиостанции Юрий Голигорский.
Самым важным в этой передаче оказались вошедшие в неё отрывки из беседы Ю.Голигорского с А.Синявским. Я обратился к автору передачи с просьбой разрешить использовать этот текст в статье о взаимоотношениях Высоцкого и Синявского. Такое разрешение было мной получено. Более того, Ю.Голигорский прислал сохранившуюся в его архиве полную аудиозапись беседы, стенограмма которой сейчас представляется вниманию читателей.
Марк Цыбульский, сентябрь 2015 г.
Ю.Г. – Андрей Донатович, кто для Вас Высоцкий в первую очередь? Актёр? Поэт? Бард? Как Вы его видите?
А.С. – Певец и сочинитель песен, в первую очередь, конечно. Но для начала я хотел бы просто рассказать в таком чисто житейском, бытовом плане, откуда я знаю Высоцкого.
Я его давно очень знал. Просто в силу случайных обстоятельств я преподавал в Школе-студии МХАТ. Я уже не помню, в каком году это было, но так оказалось, что Володя Высоцкий был моим студентом. И как-то мы вместе с женой*1 пригласили просто всех этих студентов к себе домой. Кажется, это было после того, как они закончили курс.
Они пришли, мы веселились. Они пели разные песни. В том числе, был и Володя. Тогда он пел песни не свои, он пел блатные песни, очень хорошо. А блатные песни я очень люблю. Кроме того, он пел песни... Помнится, он пел Окуджаву. Вот. И как-то совершенно незаметно со временем перешёл к сочинению собственных песен.
Периодически он бывал у нас и пел песни, какие он сочинил новые, и так продолжалось довольно долго. Потом, когда меня арестовали, он встречался с Марией, моей женой. И после того, как я вернулся из лагеря, он был у нас и пел песни, какие он сочинил за те годы, когда меня не было. Один раз, по-моему, или два раза мы встречались в Париже. Но здесь мало встречались. Может быть, он несколько опасался... Так что, в общем, его творчество как бы на глазах проходило у меня.
Я его очень люблю именно как сочинителя песен и как исполнителя этих песен. Актёр... Актёр, мне кажется, он был средний. Уже после лагеря он меня пригласил на "Гамлета", на "Таганку". Мы были, смотрели – и не понравилась эта вещь. Ну и вообще мне приходилось видеть его в других каких-то ролях или в кино. Я думаю, он, как это бывает свойственно каким-то незаурядным натурам, он играл, мне кажется, чаще всего самого себя, и поэтому я не думаю, что это был большой актёр, но поэт-песенник, безусловно, – явление очень большое.
Если брать самых крупных наших поэтов-песенников, то есть, Окуджаву, Галича и Высоцкого, я лично Высоцкого вижу на первом месте.
Ю.Г. – Вы так тепло сказали о том периоде, когда Владимир Высоцкий пел так называемые "блатные" песни. Означает ли это, что тот период Вам нравился больше в нём? Ведь позднее он отошёл... Его песни стали, ну что ли, менее "блатными". Любите ли Вы больше раннего Высоцкого или позднего?
А.С. – Видите ли, и у позднего Высоцкого есть такие песни, которые связаны с этой стихией. Условно говоря, с блатной стихией. Под словом "блатной" я не имею обязательно в виду непременно нечто, что ли, безнравственное или криминальное. Блатная стихия, на мой взгляд, во многом вообще свойственна России как таковой. Тем более, может быть, Советской России. Это какое-то ярчайшее выражение национального духа. И поэтому Высоцкий именно поэт народный. Я думаю, что, скажем, Есенин именно как народный поэт не прошёл мимо этой блатной стихии. Тем более, более поздний период, когда какие-то корни у народа вырваны. Скажем, крестьянские, допустим, корни. Так блатная стихия как раз и является таким одним из сильнейших выражений национального характера, национального духа.
Ю.Г. – То есть, Вы видите в этом целый жанр?
А.С. – Я вижу в этом даже не жанр... Это не жанр, это – природа. Это природа. Да, конечно, ранние песни Высоцкого с этим связаны, но я думаю, что и некоторые поздние песни... Ну, скажем, его такая песня пророческая, печально-пророческая по отношению к самому себе. Ну, скажем, вот эта – "Постою на краю..." – "Кони". Это, в общем, тоже как-то с этим связано. Вот такой вечный риск и как бы переполнение души, и тоска, переходящая в восторг, и восторг, переходящий в тоску – это вообще свойственно русской песне, и даже Гоголь писал...
Ю.Г. – В одном из интервью Высоцкий как-то сказал, что ему всегда легче всего писать о людях в крайних обстоятельствах. Канатоходцы, лётчики-истребители – вот такие ситуации он выбирал. "Солдаты группы "Центр"", "Разведка боем". А об обыденном у него очень мало. Просто так, короткие юмористические зарисовки. И, тем не менее, и те, и другие песни находили своего слушателя, они были безумно популярны, как мы это хорошо знаем. Мне бы хотелось узнать, в чём, по-Вашему, состоит популярность, притягательность песен Высоцкого? Ведь его поют и зеки, и охрана, и пьянчуги, и академики, и литературные критики, и домохозяйки, и диссиденты, и гебешники. Мы ведь хорошо знаем, что среди гебешников Высоцкий безумно популярен. Чем он привлекает абсолютно разную аудиторию, соединяет всех воедино. В чём, по-Вашему, состоит притягательность его песен?
А.С. – Я думаю, что хотя это слово очень затрёпано, это то, что определяется понятием народность. Также как вот Есенина любят и какие-нибудь эстеты, и пьянчуги, и партийцы, и бандиты – кто угодно любит. Это вот народность, выраженная через, конечно, через поэтическую эмоцию.
Кстати, с гебешниками... Может быть, сейчас они любят, но у меня был такой эпизод в жизни довольно забавный. Уже к концу следствия (дело происходило в Лефортово) вдруг меня к вечеру вытащили. Я думал, что на допрос, но повели куда-то в другой кабинет. Когда меня привели, я удивился – было очень много народу, все в форме гебешники. Мне сказали: "Садитесь", и вдруг, ничего не объясняя, включили магнитофон и часа два играли вот эти плёнки. Плёнки, которые, как я догадался, изъяты при обыске у меня. Сплошь песни и рассказы Высоцкого.
Я не мог сначала понять, зачем это было сделано, я просто наслаждался два часа. Забегая вперёд, скажу, что это было сделано для устрашения, чтобы я согласился ликвидировать эти плёнки. А дело в том, что – естественно, это от меня скрывали, – моя жена требовала возврата этих плёнок. Ну и поскольку не было у них такого определения, что это криминальный до конца материал, они просто думали так чисто психологически повлиять, чтобы я сказал, что давайте ликвидируем или заберите эти плёнки. Я как раз этого не сказал, а сказал: "Какие прекрасные песни".
Слушая, я за ними следил. Там, где я улыбался, у них не было ни одной улыбки. Ну они хорошие актёры. Они слушали с таким мрачным, зверским выражением на лицах, и самые смешные песни не возбуждали у них никакой улыбки. Они создавали такую атмосферу – какое, дескать, безобразие, какой ужас то, что поётся. А я сказал как раз: "Какие замечательные песни". Они говорят: "Но это же почти антисоветчина". Я говорю: "Почему? По-моему, эти песни надо по радио передавать. Это патриотические песни".
Тут у нас возник лёгкий спор. В качестве примера патриотической песни я как раз привёл песню, которую, как мне казалось, можно было сразу передавать по радио, – "Нынче все срока закончены, а у лагерных ворот, что крест-накрест заколочены надпись "Все ушли на фронт"". Я говорю: "Это же патриотическая песня", на что было сказано, я это запомнил: "Ну как же патриотическая песня, а кончается же эта песня: "И другие заключённые прочитают у ворот нашу память застеклённую, надпись "Все ушли на фронт"". Что же получается? Другие заключённые? Лагеря?" Я говорю: "А куда вы меня отправляете? Что ж – лагеря исчезли, что ли? Лагеря остались, а песня патриотическая, военная". Или другая – "Идут штрафные батальоны", я очень люблю её. Любил и люблю песню "Штрафные батальоны".
Ю.Г. – А Вы знаете, что любимая песня Высоцкого – это "Вставай, страна огромная"?
А.С. – Нет, этого я не знал.
Ю.Г. – Да, это его любимая песня.
А.С. – Нет, Вы знаете, он никогда этого не говорил.
И они тогда изъяли только один рассказ. Он ещё был мастер рассказа. Вот, к сожалению, это малоизвестно. Или он сам сочинял эти рассказы, или кто-то сочинял, но он удивительно их рассказывал. Такие алогичные, безумно алогичные рассказы. Среди тех записей, которые там играли чекисты, была запись о двух крокодилах. Вы не знаете этот рассказ?
(конец первой плёнки)
Да, так вот он был мастер таких абсурдных рассказов, очень коротких. И вот среди этих рассказов был такой рассказ о двух крокодилах, которые плывут по Красному морю и друг с другом разговаривают. Дальше идёт совершеннейший абсурд, потому что маленький крокодил спрашивает большого, что есть такая песенка "Сидели три медведя на ветке золотой, один медведь был маленький, другой мотал ногой" – и пытается видеть, кто эти медведи. И один из этих медведей оказался Лениным, другой – Александр Второй, и так далее. Они сказали: "Вот это мы сотрём", поскольку там Ленин фигурировал.
Они, видимо, пытались стереть, но, как это часто бывает даже в КГБ, техника, видимо, плохо работала, а они не проверили и поэтому вернули. Они все плёнки вернули и слегка этот рассказ... Я помню, когда из лагеря приехал и поставил эти плёнки, рассказ этот слегка был притушен, но не стёрт до конца.
Кстати, из таких тоже забавных, связанных с органами государственной безопасности эпизодов, касающихся Высоцкого... Как-то – это было ещё до ареста – мы собирались ехать на день рождения к Даниэлю. Даниэль мой большой друг, впоследствии – подельник. И вдруг буквально вечером уже выходим, телефона у нас не было – вдруг звонок. Пришёл Высоцкий в гости. Что же делать? Мы решили просто взять его к Даниэлю. Одновременно это был бы как подарок Даниэлю, потому что когда приходит Высоцкий, невозможно, чтобы он не пел, не рассказывал.
Приехали мы к Даниэлю вместе с Володей Высоцким, там было очень много народу. Даниэль человек очень радушный, компанейский, в отличие от меня. И даже были какие-то незнакомые мне люди, я немножко опасался за Высоцкого.
Мы с ним так перешептались, так сказать, или как-то перемигнулись. Он пел, конечно. Весь вечер он держал в руках всех, потому что он пел, но через каждую песню он пел одну песню – песню о стукаче – "В наш тесный круг не каждый попадал, но вот однажды – проклятая дата..." Буквально через каждую песню, – давая понять, что если кто-нибудь здесь настучит, его убьют. (Смеётся.) Это было очень здорово.*2
Кстати, я уже сидел, мне рассказывала Мария, моя жена. Он как-то пришёл к ней в таком немножко истерическом состоянии, – что, в общем, его возьмут, что его посадят. И он как раз тогда сочинил эту песню, которая, я думаю, песня о диссидентах. Замечательная песня – "Идёт охота на волков". Жена мне эту песню рассказывала, когда на свидании была.
Я не свожу совершенно, конечно, значение песни Высоцкого к диссидентству, но поскольку диссидентство – явление тоже органическое для современной России, каким-то боком он с этим явлением тоже связан. Хотя вместе с тем он связан, я думаю...О работягах, я думаю, тоже никто так хорошо не написал, как Высоцкий.
Ю.Г. – Считаете ли Вы, что его творчество уже получило максимальную оценку, или со временем его песни будут осмысленны лучше, полнее, шире, глубже?
А.С. – Ну я думаю, что со временем всякий крупный талант осмысляется глубже. Просто история тому учит. Но думаю, что оценку получил он большую. Вот недавно рассказали нам... Один советский человек (иногда ведь приходится и с советскими общаться – они приходят в гости тайком) рассказал такую деталь, недавнюю деталь. Где-то на вокзале – на Казанском или каком-то другом – он шёл и видел, что какой-то старичок-еврей продавал портреты. Два портрета – один портрет Сталина, другой – Высоцкого. Так сказать, как бы на все вкусы. Я, когда про это услышал, то подумал, что эта деталь специально для Высоцкого, и ему бы это понравилось, конечно, с его юмористичностью. Ироничность ситуации и, конечно, это говорит о такой всенародной славе.
Ю.Г. – То есть, Вы в этом видите безусловную оценку?
А.С. – В этом вижу безусловную оценку, абсолютно, со стороны народа.
Ю.Г. – Традиционен ли Высоцкий в России? Закономерно ли его появление? Является ли он продолжателем поэтической традиции какой-то, или же он возник на пустом месте?
А.С. – Нет, я думаю, что не на пустом, только другое дело, что после большого перерыва.
Ю.Г. – Перерыв после кого?
А.С. – Я думаю, что он традиционен прежде всего. В основе традиции – это блатная песня. Я думаю, что блатная песня – это удивительное явление советского фольклора. При Советской власти много что было уничтожено, но вместе с тем, как это бывает иногда, некоторые жанры даже в таких вот ситуациях, антикультурных как бы, могут существовать и даже набирают силу и расцветают.
Я думаю, что если говорить всерьёз о советском фольклоре, о русском советском фольклоре, то два жанра получили необыкновенное развитие – это вот блатная песня и анекдот. Если бы Советской власти не было, анекдотов бы тоже не было.
Блатная песня, к сожалению, сейчас уходит. Это всё-таки больше относится к предшествующему какому-то периоду. Уходит, по-видимому, вместе с концом воровского закона. То есть, воры остаются, но как каста особая они кончились. Эта длинная история. Ведь это был целый класс, слой воров, связанных воровским законом. Этот воровской закон был сломан в результате так называемой "сучьей войны". Про это Шаламов очень хорошо писал в своих рассказах. Поэтому как профессия воры остаются, но исчезла эта громадная сила. Поэтому расцвет блатной песни – это 20-е и 30-е годы. Но, тем не менее, это явление настолько значительное в художественном отношении, что это некая традиция. И я как раз думаю, что Высоцкий, хотя он не покрывается совершенно этой традицией, но происходит это отсюда.
Ю.Г. – Высоцкий часто бывал за рубежом. Очень часто и много ездил, много видел. Говорят, что чем больше он жил за границей, тем больше он рвался назад в Россию. Наверное, закономерно для большого художника, в особенности для русского художника – стремление творить на родине. Как Вы думаете?
А.С. – Я думаю, что для него, конечно, это было совершенно необходимо. И его аудитория, конечно, там. Если представить такую ситуацию, что если бы он эмигрировал, конечно бы, он здесь захирел и зачах.
Ю.Г. – Вы не представляете его в эмиграции?
А.С. – Ну всё можно представить. И Галич эмигрировал, как известно, и разные ситуации бывают, но во всяком случае, ему бы пришлось очень трудно, поскольку он связан, что называется, с почвой и с языком, с улицей, с российской улицей.
Ю.Г. – Как Вы понимаете строчку Высоцкого "Поэты ходят пятками по лезвию ножа и режут в кровь свои босые души"? Это буквально или за этим он видит поэта не только в России, но Поэта как представителя чистого искусства.
А.С. – Да, я думаю, что это примерно то же самое, как, скажем, у Цветаевой сказано, что все поэты – жиды. В том смысле, что они – изгои, люди презираемые, унижаемые и так далее. Так и здесь, конечно. Речь идёт об искусстве как таковом.
Ю.Г. – Какая Ваша самая любимая песня Высоцкого и почему?
А.С. – Я бы затруднился назвать одну песню, у меня несколько любимых песен. Это "Штрафные батальоны", это "Идёт охота на волков". Из ранних песен несколько я люблю, может быть, потому, что они как первые были. Пришёл человек – и вдруг я увидел замечательные песни. Из ранних песен его я очень люблю "У меня гитара есть, расступитесь стены". Это вот первые песни, которые я услышал. Мне жена принесла в подарок на День рождения. У нас был магнитофон, и она вдруг включила. Оказались песни Высоцкого, она записала по секрету от меня – и вот такой был подарок. Первая песня, которую я услышал – это "Где мои семнадцать лет". Для меня как будто он с этой песни начал сочинять собственные песни.
Ю.Г. – Андрей Донатович, большое спасибо!
23.10.1983 г. Париж.
Беседу вёл Юрий Голигорский (Великобритания)
(Copyright © 2015)
_______________________________________________
<<< (обратно к тексту)
|
