|
На первую страницу сайта "Владимир ВЫСОЦКИЙ. Каталоги и статьи"
К оглавлению раздела
Дата публикации – 21.07.2011 г.
О Владимире Высоцком вспоминает
Сергей Сергеевич ТАРАСОВ
М.Ц. – Вы были автором сценария кинофильма "Вертикаль". С Высоцким Вы познакомились именно во время съёмок?
С.Т. – Именно тогда. С этим фильмом вообще была очень сложная история, его должен был снимать другой режиссёр, Коля Рашеев, который потом снял "Бумбараша". Это был мой диплом, а режиссёр написал чудовищный сюрреалистический сценарий по моему нормальному. Мой мастер был Алексей Евгеньевич Габрилович, и я думал, если ему такой ужас попадётся, это будет стыд и позор.
Дело в том, что когда Серёжа Параджанов снял "Тени забытых предков", то все ошалели и стали подражать ему – дескать, они тоже так могут, но так мог только Серёжа. И вот Коля Рашеев... Там, например, начало было такое: Красная площадь, лежит какой-то трос и по площади ползут два альпиниста. И там всё было вот такое.
Я плюнул на это дело и уехал из Одессы, где это снималось, в Москву, весь такой печальный и грустный. А мне позвонил директор картины: "Тут два парня есть, один из них занимался горным туризмом". Этот "турист" был Слава Говорухин. Я им дал почитать сценарий, они диплом должны были делать.
И вот отпуск у меня, я поехал сперва в горы, а потом отправился смотреть материал – и пришёл в тихий ужас. Этот фильм – он получался ни про что и ни о чём. У Володи Высоцкого борода приклеена, играть ему нечего... Вдрызг я расстроился. Иду я мимо тонвагена и вижу – Володя стоит и говорит мне: "Вы автор сценария?" – "Да". – "Дайте я Вам спою". Я говорю: "Да нет, не хочу".
Короче, он меня почти силком затащил в тонваген и спел мне – не всю, не целиком, – песню "Здесь вам не равнина..." И я, не дослушав до конца, рванул к режиссёрам, они на веранде отдыхали. Я им сказал: "Про материал я даже говорить ничего не буду, но фильм получится, если вы туда вставите песни Высоцкого".
А у меня это, в принципе, уже было – там в сценарий были заложены идеи зонгов. Правда, совсем не о том, о чём спел потом Володя, но принцип был заложен в сценарии. Я говорю: "Если вы разобьёте это всё по этапам, и всё это будет перемежаться песнями Володи, то фильм получится". И так оно всё и вышло.
А потом, когда уже принимали картину, я приехал в Одессу и сказал им: "Ребята, а хорошо бы закончить всё это дело тем, что герои растворяются в толпе и превращаются как бы в неизвестных солдат". И они всё это приняли, а Володя написал песню "В суету городов..."
М.Ц. – Следующая картина С.Говорухина – "День ангела" – тоже была по Вашему сценарию. Там участие Высоцкого никак не планировалось?
С.Т. – Насколько я знаю, нет. Потом мне Говорухин предложил написать сценарий и к следующему своему фильму – "Белый взрыв", но я уже отказался, я уже занялся своими делами, поступил на режиссёрские курсы и так далее.
М.Ц. – В дальнейшем Вы с Высоцким встречались в работе ещё несколько раз...
С.Т. – В 1971 году я снимал свой первый полнометражный фильм, он назывался "Петерс", потом он получил приз на всесоюзном фестивале. Я пригласил Борю Хмельницкого, он у меня играл там идейного анархиста и, кстати, изложил по своей роли всю программу анархистов. И ещё я на пробы пригласил Володю Высоцкого, я очень хотел, чтобы он у меня сыграл Бориса Викторовича Савинкова.
Проба была такая: сидела машинистка и печатала программу "Союза защиты родины и свободы", который Савинков организовал. А Володя в роли Савинкова ходил и диктовал ей: "Пишите. Первое. Свержение Советской власти..." Это не провокация была, просто это действительно было в документах. Это всё события 1918 года, когда в Москве был левоэсеровский мятеж, они захватили ВЧК, Дзержинского. Они хотели расстрелять его, но Мария Спиридонова сказала, что, дескать, нельзя, мы же вместе революцию делали. Большевики, зато, потом всех порешили...
Мне в руки попали все документы, которые вообще никому не давали, в том числе, программа партии левых эсеров, и я с идиотской радостью хотел, чтобы это всё прозвучало с экрана. Савинков в кино остался, правда, программу он с экрана не говорил, а Высоцкого не осталось. Начальство посмотрело пробы и сказало: "Никакого Высоцкого" – и его отвели. В итоге у меня Савинкова сыграл ленинградский актёр (Сергей Полежаев, – М.Ц.), и получилась проходная роль. Сами понимаете, как бы эту роль сыграл Высоцкий.
После этого мы сидели втроём – Боря Хмельницкий, Володя и я – в гостинице "Рига". Утром, как сейчас помню. Скатерть была белая, но не залита вином. Володя говорит: "Да пошли они все к чёрту, надоела вся эта политика". Тогда я говорю: "Ребята, а давайте придумаем какую-нибудь историю. Не про нас совсем, а что-нибудь романтическое, о любви". А я к тому моменту уже прочитал балладу о Робин Гуде и предложил им.
Кто-то из них – не то Боря, не то Володя – говорит: "Это надо начать из современности. Сидит шут в современном костюме и поёт на развалинах замка". Я говорю: "Правильно. Вот, Володя, ты как раз эти баллады для фильма замечательно напишешь. Только надо подумать, как сделать так, чтоб эти баллады никого не затрагивали, чтоб фильм разрешили".
Мы решили этот замысел отложить на потом, потому что мне сходу предложили новую работу – телевизионный фильм "Морские ворота" по классическому латвийскому роману. Я очень хотел, чтобы Володя там снимался, но сниматься он не мог, а в той роли снялся Толя Васильев с "Таганки", а Володя написал четыре песни, которые пел Толя. Они уже были записаны, но мне тамошние руководители кино сказали: "Ну знаете... Высоцкий... Давайте Вы лучше поедете в Москву и поговорите с кем надо, чтоб потом у картины не было неприятностей".
Поехал я в Москву и целый день просидел в приёмной Стеллы Ивановны Ждановой, она была заместителем Председателя Гостелерадио. Она меня так и не приняла, но сказала: "Высоцкого никогда на телевидении не будет". У меня не было выхода, и я попросил Юру Визбора написать песни для фильма. Ничего, неплохие песни, их даже в концертах иногда поют до сих пор, но это, конечно, совершенно не Володин уровень.
После этого мы, наконец, приступили к "Робин Гуду". Сниматься Володя там не мог, потому что собирался во Францию. Я попросил его написать баллады на общечеловеческие темы – о любви, о ненависти, о времени, чтобы не было там никакой политики. Но у него же всё равно это звучало: "Торопись! Тощий гриф над страною кружит..." И все эти аллюзии...
Он мне присылал баллады, одну из них прислал из Парижа, он там над ней работал. Короче говоря, всё шло замечательно. Помню, я его даже спросил: "Ну что, пропустят нас?" А у него ведь как было? С кем-то из очень высоких чинов он посидел, спел – и тогда он был в фаворе недели две. А потом он спел что-то не то – и его опять запрещают. Мне он ответил: "Да, сейчас всё в порядке".
Мы картину сняли, вошли туда все шесть баллад. В Риге фильм приняли, хотя на меня как-то косо поглядывали. Приезжаем в Москву, показываем фильм ещё до сдачи в Доме кино. Володя там был, Марина Влади, из посольства французского пришли люди. Смотрели, – сказали, как всё хорошо и замечательно, а мне Володя на ушко говорит: "Завтра картину не примут". – "Да ты что?! Почему?!" – "Не примут".
Что-то там произошло... Короче, начинается просмотр, сидят все чины киношные во главе с зампредом Павлёнком. И только начался фильм, пошла первая баллада, уже шепотки пошли: "Опять Высоцкий!"
После просмотра – обсуждение. "Это полное безобразие. Хрип какой-то!" И все – как по команде. Я встал и из зала вышел. Они без меня пригласили монтажёршу вырезать баллады. И даже помощниц у неё не было, потому что девочки отказались участвовать в этом деле и вырезать баллады Высоцкого.
Раймонд Паулс быстро написал им музыку. Там иначе было нельзя, иначе изображение было бы пустое, ведь всё снималось под баллады. "Баллада о любви" – что там играть было? Там слова такие, что все вздрагивали. Как любовь играть под это? Зачем? Я до сих пор тот вариант фильма не видел, я принципиально не смотрел.
Картине дали сперва четвёртую категорию. Потом по прокату в Латвии дали уже вторую категорию, а потом месяца через три по Союзу дали уже высшую. Прокат был совершенно бешеный.
Восемь лет после этого мне кино не давали снимать, но, правда, я снял в Белоруссии телевизионную картину.
А потом, когда Володя умер, мне позвонил один крупный чин. Выпивши он уже был или не выпивши, сейчас не могу сказать, но только сказал он: "Ну вот, теперь снимай своего Высоцкого". Может быть, текст не совсем такой, но смысл этот. Но я понял из этого одно – я могу использовать баллады Высоцкого.
А с другой стороны, как я могу их использовать? Они все точно были сделаны под определённый фильм. Какое ещё можно сделать кино, чтоб их использовать? Мама родная – а "Айвенго"?! Там же практически те же самые герои – ну и ещё Ричард Львиное Сердце, принц Джон и так далее.
Я предлагаю это киношному начальству, они на сей раз соглашаются. Я только из-за баллад этот фильм и сделал. Правда, несколько сокращены там были они. Картина успех имела огромный, миллионов под девяносто там прокат был.
А потом, когда наша "перестройка" замечательная началась, то позвонили мне с первой программы телевидения: "Мы хотим показать Вашу картину "Стрелы Робин Гуда". Не могли бы выступить?" Я говорю: "Вы знаете, у меня есть копия этого фильма, моя копия". Её должны были смыть, но не смыли – мы её с монтажёршей по частям выносили со студии и клали в багажник моей машины. И так у меня эта копия и лежала, и сейчас, кстати, лежит.
И вот я им говорю: "Ребята, у меня есть копия авторская. Чего Вы будете показывать другое?" И я им отдал ту копию, и они её показали. Тут же сразу на "Горбушке" выпустили двойной такой складень: один вариант – с музыкой Паулса, другой – с Высоцким.
М.Ц. – Каким Вам запомнился Высоцкий?
С.Т. – Ну, другом он мне не был, но он был, что называется, парень с нашего двора. Мы понимали друг друга, понимали, кто хороший человек, а кто не очень. Тогда была совсем другая атмосфера и другие отношения.
17.07.2011 г.
Беседу вёл Марк Цыбульский (США)
(Copyright © 2011)
_______________________________________________
<<< (обратно к тексту)
|
