|
На первую страницу сайта "Владимир ВЫСОЦКИЙ. Каталоги и статьи"
К оглавлению раздела
Дата публикации – 19.10.2006 г.
О Владимире Высоцком вспоминает
Михаил Михайлович ШЕМЯКИН
М.Ц. – Если я не ошибаюсь, с Высоцким Вас познакомил М.Барышников?
М.Ш. – Верно. Это было во Франции в начале 1970-х годов. Мы подружились сразу же. У меня возникло такое ощущение, будто я знал Володю давным-давно, и у него, я знаю, было такое же чувство.
М.Ц. – Это были годы, когда Вы жили во Франции. У Высоцкого были планы работы во французском кино...
М.Ш. – Однажды Володя дал мне чудесный сценарий, который они написали с Володарским, он назывался "Каникулы после войны". Я, помню, прочёл всё в одну ночь, очень интересная работа, просто нельзя было оторваться. Сюжет Вы, конечно, помните. Так вот, Володя должен был играть русского, Даня Ольбрыхский должен был играть поляка, Депардье – француза. Кстати, и Марина Влади тоже должна была участвовать. Это должно было делаться во Франции, но потом Володя сказал, что, может быть, возможен вариант и с Америкой, что это будет поставлено в Голливуде. Я этого точно не помню, просто не уточнял.
В любом случае, пока что не было перевода. И вот, как сказал Володя, забирая у меня сценарий, Барышников сам предложил помочь с переводом. Вроде, у него есть замечательные переводчики, которые сделают перевод, причём чуть ли не бесплатно.
Барышников взял сценарий, но в итоге перевод так и не был сделан. Причём, как потом оказалось, эта копия сценария была единственной, и Володя просил меня забрать у Барышникова эту копию, поскольку вся работа остановилась.
И вот однажды на мой День рождения приехали Барышников и Панов. Они недолюбливали друг друга, но мой День рождения их объединил, и мы все вместе сидели в ресторане. И там я сказал Барышникову:
– Володи сейчас нет в Париже, но он очень тебя просит вернуть сценарий, хотя бы и не переведённый.
Барышников, который всегда был склонен к патетике, схватился за голову:
– О, как мне надоели эти русские дела! Сначала что-то навяжут, потом покоя не дают. Я занятой человек, у меня своих дел хватает, кроме чепухи всякой.
Я сказал ему, что я не позволю ему плохо отзываться о моём друге, которого я высоко ценю, и наши отношения с Барышниковым испортились.
А с постановкой ничего не получилось, хотя Володя очень мечтал об этом, и всё уже поначалу продвигалось. Почему и нужен был сценарий так срочно, – Володя говорил, что вот-вот всё должно быть решено.
М.Ц. – Насколько я понимаю, эта история случилась в 1979-м или даже 1980-м году. Однако планы работы во Франции были у Высоцкого ещё в 1975-м году. Недавно опубликовано его письмо, отправленное из Парижа зимой того года, где он прямо об этом пишет.
М.Ш. – Об этом я ничего не знаю. Понимаете, – Володя знал, что масса вещей, о которых говорят и договариваются, так и остаётся на уровне слов, и не обременял меня этим. Даже где-то стеснялся. Я для него был уже давно западным человеком, поэтому он рассказывал не всё. Я часто не знал его приятелей. Единственно с кем он меня познакомил, это с каратистом Алексеем Штурминым и Олегом Халимоновым. И ещё с Женей Евтушенко и Севой Абдуловым.
М.Ц. – В Париже Высоцкий дал три концерта в декабре 1977 года. Вы были на них?
М.Ш. – Я был на одном концерте. Это было после одного нашего страшного совместного загула. Его с трудом удалось откачать перед выступлением. Я помню, что у него так опухли руки, что лопнула кожа на пальцах, и гитара была залита кровью.
Я запомнил тот вечер – это было в день смерти Галича. Володе прислали записку, о том, что умер Галич, и попросили сказать что-нибудь о нём. Володя же ничего об этом сказать был просто не в состоянии – его за кулисами с ложечки отпаивали шампанским. Я не знаю, просто не понимаю, как он выдержал тот концерт, и каких усилий ему это стоило. Он был очень болен.
М.Ц. – И, несмотря на такое состояние, был успех?
М.Ш. – Был очень большой успех. Вы же знаете, как Володя умел зажигать публику.
После того, как они с Мариной были в Голливуде, Марина говорила мне:
– Я привыкла к тому, что Володя – муж Марины Влади, а в Голливуде я была женой Владимира Высоцкого.
М.Ц. – Марина ревновала его к славе?
М.Ш. – У неё была ярко выраженная ревность, что видно по её совершенно искажающей образ Володи книге с большими, мягко говоря, неточностями.
У меня есть прекрасное фото, сделанное на ярмарке Фуа Детрон под Парижем. Это место такое, где дети развлекаются, катаются на каруселях. Это было лето, мы возили туда мою дочку. Володя сам был всегда, как ребёнок, поэтому он и сам с удовольствием и на каруселях катался, и из ружья стрелял. И там я сфотографировал их с Мариной. Они стоят рядом, практически одного роста. А по книге получается, что она, такая великая актриса, с высоты своего положения и могучего громадного роста заметила, приютила и обогрела маленького советского человечка, правда, с большим необузданным талантом. Она мне всегда говорила:
– Больше всего я боюсь, что после смерти из него сделают героя. Он же обыкновенный парень, и к тому же дикарь.
На что я ей возразил:
– Я совершенно с тобой не согласен. Володя – утончённейший человек. Для меня он – аристократ духа.
М.Ц. – Ваши отношения с Высоцким в книге Марины Влади тоже, как я понимаю, представлены несколько однобоко...
М.Ш. – Естественно! Запой-то у нас был, в общем-то, один раз, а так мы заботились друг о друге, охраняли друг друга. Как в песне у него сказано: "Пьянели и трезвели мы всегда поочерёдно".
Это он немножко преувеличил – чаще я его "пас". Но случалось и наоборот, – когда Володя следил за мной. Но больше всего было тихих вечеров и бессонных ночей, когда Володя надевал очки, садился на диван и читал книги, совершенно недоступные для него в то время, или что-то писал за столом.
У него была боязнь больших пространств, поэтому он даже иногда огораживал себя стульями, чтобы ему было уютно, и просматривал монографии о художниках, о которых в Союзе – даже из профессионалов – никто не слышал.
М.Ц. – А какие у Высоцкого были пристрастия в живописи?
М.Ш. – Володя всегда говорил, что в живописи он профан, что, в общем-то, было близко к истине. И вот однажды он увидел у меня альбом Хаима Сутина. Когда я ему объяснил, в чём прелесть Сутина, его безумного цвета, иногда почти агрессивного, то через полчаса Володя был адептом этого великого мастера, и всю ночь потом просидел с альбомом репродукций Сутина.
Вообще, у нас был большой творческий контакт. Марина у себя в книге совершенно глупейшую фразу написала о том, что, дескать, их объединяло только пьянство и талант. При этом она забыла, а я никогда не забуду один случай.
Я в связи со своей работой жил тогда в Америке, а Володя ночевал у меня в Париже. Когда он пришёл ко мне, то увидел пачку литографий "Чрево Парижа". И Володя начал писать поэму "Тушеноши", посвящённую этой серии. Всю ночь (в Америке это был день) он названивал мне в отель, где я работал, после каждой строфы. Я записывал, а потом сказал ему моё впечатление от поэмы в целом. По-моему, это очень большой творческий контакт, когда поэт создаёт стихи под впечатлением от работы художника.
М.Ц. – "Тушеноши" – вещь очень сложная...
М.Ш. – Очень сложная во всех отношениях. Так что, как видите, он был уже вполне зрелым поэтом тогда, потому что он решил написать даже не песню, а стихи. У него есть ряд вещей, посвящённых мне, когда он так очень гордо говорил:
– А это не поётся. Это читается.
М.Ц. – Вы в 1989-м году выпустили в свет семь пластинок с песнями Высоцкого, записанными когда-то в Вашей студии в Париже. Туда вошли все имеющиеся у Вас песни или что-то осталось неиспользованным?
М.Ш. – Отбором материала занимались один из лучших звукооператоров ныне покойный Миша Либерман и большой фанат Высоцкого фотограф Аркадий Львов. Они смотрели, что можно использовать для высокопрофессионального издания. На самом деле, материала у меня очень много. Некоторые песни есть в четырёх-пяти исполнениях. Писали до тех пор, пока Володя не оставался довольным качеством исполнения. Есть у меня записи и на маленьких кассетах, не всегда хорошего качества, так что много материала осталось в архиве.
М.Ц. – У Высоцкого были планы эмиграции?
М.Ш. – Нет, не было. Во время гастролей он влюбился и в Нью-Йорк, и в американские ритмы, и в американцев. Тогда он сказал мне:
– Мишка, нам нужно жить в Америке. Это та страна, где мы могли бы жить и творить.
При этом он был жёстким реалистом, и многое понял после тех американских гастролей. Как сам Володя мне сказал, организовавший его выступления Шульман его использовал, надул и выставил.*1 И Володя прекрасно понял – ну что он может? Дать пять-шесть концертов?
Если у Высоцкого и были мысли об эмиграции, то судьба Галича его очень насторожила. Галич в Париже дал несколько концертов. На первом был полный зал. На втором уже половина мест была свободной. А на третьем же, на котором я присутствовал, была заполнена едва ли четверть зала. Понятно, что это был озадачивающий и тревожный сигнал для Володи. Ведь популярность Галича в России в те годы была очень большой. Так что, реально смотря на вещи, он не мог эмигрировать. Он говорил мне:
– Я же не собираюсь стать кабацким певцом!
При этом в последние месяцы жизни ему было очень тяжело. Театр его измотал, под конец он уже просто ненавидел эту "Таганку". Марина его мучила постоянными угрозами: "Открою визу – не открою визу". Это была постоянная игра на нервах и унижение. И, тем не менее, он понимал свои возможности в эмиграции. Он, конечно, мечтал работать на Западе, если бы ему удалось как-нибудь потихоньку пройти в кино. К сожалению, "перестройки" он не дождался, а эта серятина его просто съедала. Он понимал, что ещё немного – и ему не выдержать.
М.Ц. – Как Вы считаете, Америка могла бы понять Высоцкого? Или он – явление исключительно российское?
М.Ш. – Один из крупнейших режиссёров американских Мони Яким много лет назад влюбился в Высоцкого. При этом он не говорит по-русски! И этот Яким поставил себе целью ближайших лет сделать так, чтобы Америка узнала, кто такой Высоцкий. Они нашли переводчиков и делают такую музыкальную программу, где я должен выступить в качестве художника. Они уже три года работают, так что это очень продуманная работа.*2
Другой американец – Берт Тодд – решил написать о Высоцком, но с американских позиций. Он хочет создать биографию Высоцкого так же, как здесь выпускают биографии Чаплина, например, и других актёров. Он знает, как это подать, чтобы это получилось без эдакого суперэнтузиазма русского, а правдиво и серьёзно.*3
М.Ц. – Вы владеете уникальным собранием записей Высоцкого. Не хотели бы Вы передать их копии московскому музею?
М.Ш. – Я думал об этом, но сначала надо было оцифровать записи, а потом расхотелось...
К тому же всегда страх, что могут воспользоваться не так, как хотелось бы. Я знаю, что используют записи с моих пластинок. Иногда это совершенно безобразно сделано технически. Но, конечно, это была моя мечта, и я ждал сына Высоцкого, Никиту, чтобы с ним обсудить этот вопрос, но он, к сожалению, в Америке, когда приехал на юбилей Шульмана, занимался тем же, чем приносил Володе много горя ещё при жизни...
Однажды Володя пришёл ко мне совершенно белый от расстройства и сказал:
– Миша, кажется, наказание начинается ещё на этом свете.
Я говорю:
– Что случилось, Володя?
Он говорит:
– Ты знаешь, я сейчас вернулся из Москвы, с ужасом узнав, что мой сын начал пить.
Так мы с Никитой в этот раз и не встретились...
М.Ц. – Я бы хотел немного коснуться темы, которая до сих пор в литературе не разбиралась. Я говорю о влиянии Вашей живописи на поэта Высоцкого. О стихотворении "Тушеноши", созданном Высоцким под прямым влиянием Вашей серии "Чрево Парижа", мы поговорили. Но мне кажется, были и другие стихотворения, где Ваше влияние очень заметно. Например, песня "Пожары над страной..."
М.Ш. – Эту песню Володя посвятил моему отцу. Он мне привёз её и сказал, что написал её для моего отца, но стесняется передать. Он хотел, чтобы я сам сказал отцу. Понимаете, в то время имя Володи не очень хорошо звучало для советского офицера...
М.Ц. – Мне кажется, что эта песня перекликается с Вашей серией "Ангелы смерти".
М.Ш. – Нет, Володя не мог "Ангелов" видеть. Но были несколько песен, про которые сам Володя писал, что это я дал ему идею. В частности, это касается песни "Я был и слаб, и уязвим..."
М.Ц. – Да-да, я это, конечно, помню: "Миша, это ты дал мне эту идею". Но каким образом Вы подсказали ему идею?
М.Ш. – Я ему много рассказывал о сумасшедшем доме. Он этого ничего не знал, всё же он был в других кругах, у него немножко иная судьба, чем у меня. Я ведь по допросам и арестам пошёл с шестнадцати лет. У Володи, слава Богу, в юности такого не было, хотя позднее ему пытались "пришить" уголовное дело, как Вы знаете.
М.Ц. – Песня "Гербарий"... Мне кажется, что идея трансформирования героя в насекомое, все эти "осы", "коконы" найдены у Вас?
М.Ш. – Ну это да, но ведь это же близко всё к сумасшедшему дому, из той же серии. Володя много чего смотрел и хорошо знал моё творчество. Эти гротескные образы, безусловно, ему запомнились. Он смотрел на мои работы и писал стихи, а теперь я по его стихам и песням делаю иллюстрации.
Я сейчас готовлю очень сложную работу – 43 иллюстрации к стихотворениям Володи. Из них только восемь было сделано раньше, остальные новые. Они войдут в однотомник Высоцкого, которое готовит издательство "Vita Nova". Они делают такие супервысококачественные книги – переплёт из настоящей кожи, золотой обрез. Книга должна выйти в 2006 году, но из-за перегруженности работой над другими проектами выход книги может задержаться. Это мой долг перед Володей, и я надеюсь его с честью выполнить.
М.Ц. – Любители Высоцкого знают фотографии Высоцкого, сделанные на фоне туш. Расскажите, пожалуйста, где и когда они сняты?
М.Ш. – Это снято в Париже, примерно, годах в 1975-1977-м. Я делал серию, связанную с Рембрандтом. Володя приходил, наблюдал, как это всё делается. Туша – вещь дорогая. С неё делались рисунки, делались фотографии, делались такие вещи, которые ныне принято называть перформансом или инсталляцией. Бывшая жена Лимонова Лена Щапова принимала активное участие в этих съёмках, снималась обнажённая на деревянном коне на фоне туши.
Старались выжать из этого всё, что можно. Сначала тушу покрывали лаком, чтобы задержать разложение. Ну, когда уже делалось невмоготу от запаха, то её выбрасывали.
Вот на фоне этих туш было снято несколько фотографий с Володей. На одной, я помню, он залез на табуретку и просунул голову так, что эта туша была как бы его туловищем.
М.Ц. – Позвольте уточнить дату этих съёмок. В некоторых источниках снимки этой серии датируются 1980-м годом…
М.Ш. – Нет-нет, этого не может быть. В 1980-м я уже был в Америке.
М.Ц. – Есть ещё одна очень интересная фотография, где Высоцкий снят на фоне Вашей картины, которую я, к сожалению, никогда не видел, только на этом снимке. Там такой мотив масок огромных...
М.Ш. – Да, это была любимая работа Володи – "Метафизический бюст". Он попросил меня снять его на фоне этой картины. Это в той же мастерской в Париже, где снимки с тушами, и примерно в то же время – году в 1975-м.
М.Ц. – А где сейчас находится эта работа?
М.Ш. – Не знаю. У меня есть скульптура, с неё сделанная, она находится здесь. А картина уже давно где-то путешествует по другим странам...
29.08.1996 г., 4.10.2005 г. и 16.10.2006 г.
Беседу вёл Марк Цыбульский (США)
(Copyright © 2006)
_______________________________________________
<<< (обратно к тексту)
|
