|
На первую страницу сайта "Владимир ВЫСОЦКИЙ. Каталоги и статьи"
К оглавлению раздела
Дата публикации – 7.03.2006 г.
О Владимире Высоцком вспоминает
Анатолий Владимирович КАЛЬВАРСКИЙ
А.К. – Я познакомился с Высоцким в 1974 году. Познакомил нас Исаак Осипович Шварц. Мы встретились в Москве, это было в июне. Я приехал в командировку в Москву тогда. Дело в том, что я помогал Шварцу, у него сложилось довольно трудное положение на картине "Бегство мистера Мак-Кинли". Высоцкий в этом фильме Швейцера должен был по сценарию исполнять девять баллад. Володя написал замечательные стихи. Это был фильм-памфлет о некоем государстве, под которым подразумевались Соединённые Штаты Америки, так что интонации музыкальные должны были быть американскими.
Шварц попросил меня помочь положить песни Володи на другую интонацию, на другие мелодии. Я попытался, оставив в неприкосновенности всё, что можно было оставить, но мне пришлось переписать музыку на "Балладу о манекенах".
М.Ц. – Как шла ваша совместная работа с Высоцким над балладами?
А.К. – У меня была плёнка с песнями. Он уже всё сочинил. Мне просто нужно было ввести это в некое стилистическое русло, чтобы было видно, что это поёт некий человек, живущий в Америке. Я ему, конечно, показывал, что получалось. То, что было близко к его музыке, мы сразу же стали записывать с оркестром. Тут проблем не было. Проблема была только с "Балладой о манекенах", музыка ему понравилась.
Я помню, там довольно сложный счёт, и я держал его за руку и нажимал на руку в тот момент, когда надо было вступать. В итоге, мы всё записали просто замечательно. Вообще, Володя был очень музыкальный человек и хорошо чувствовал ритм, но тут он боялся – вдруг он вступил не там и не так.
М.Ц. – И, к сожалению, в фильме почти ничего не осталось.
А.К. – Да я ещё тогда высказывал сомнения, спрашивал у Михаила Абрамовича Швейцера: "Неужели это всё войдёт?" Ну и, конечно, не вошло. Осталось только две баллады.
Мы подружились в процессе той работы. У меня были тогда трудные времена в моём родном городе, в Питере, и Володя пытался мне помочь. Он был очень сердечным, отзывчивым человеком, и принимал участие во всех, с кем он дружил. Чужие беды воспринимал, как свои.
М.Ц. – А кого Вы знали из его друзей?
А.К. – Он дружил с Кириллом Ласкари. Приходил гонщик Рабинович, он авторалли занимался; покойный теперь Геннадий Михайлович Мищенко, заведующий рекламным отделом "Русских самоцветов". Когда Володя приезжал в Ленинград, мы частенько встречались у Кирилла.
М.Ц. – Вы сказали, что Высоцкий пытался Вам помочь. В чём конкретно выражалась эта помощь?
А.К. – Он пытался помочь мне с квартирой, ходил в Ленсовет. Ситуация была самая банальная: после развода я оставил квартиру и в результате оказался непрописанным. Это было смешно, потому что я ленинградец. У всех это вызывало улыбку, но на деле ситуация была довольно трудной. Потом мне помог Его Величество Случай.
М.Ц. – Мне Алексей Зубов, известный саксофонист и композитор, говорил, что Высоцкий любил джаз и имел приличную коллекцию джазовых пластинок...
А.К. – Он любил джаз, да. По-моему, у него не было каких-то особых предпочтений, но он чувствовал интуитивно самое интересное и самое талантливое. Дома у него было довольно много пластинок джазовых, и пару раз я, будучи у него дома, кое-что слушал.
Как мне помнится, он с удовольствием слушал "Модерн джаз квартет", это знаковый ансамбль тех времён.
Однажды он привёз совершенно роскошную пластинку – двадцать интерпретаций мировых шлягеров, сделанных Мишелем Леграном. Это был прекрасно изданный двойной альбом. Володя понял, что мне, как композитору, будет это очень интересно. И действительно, это была целая школа. Этот альбом у меня переписывало бессчётное количество людей и, в конце концов, пластинку у меня просто "увели".
М.Ц. – Высоцкий что-то ещё привозил Вам из-за рубежа?
А.К. – Однажды Володя увидел, что я очень близко к странице наклоняю голову, и он решил, что если очки сделают за рубежом, то это будет лучше, и моё зрение наладится. Хоть я ему и сказал, что никакого чуда не произойдёт, но он настоял на своём.
Месяца через полтора появляется Высоцкий, отдаёт очки и говорит: "Лучше бы я тебе машину купил, а не эти очки", потому что очки стоили чуть ли не дороже автомобиля.
Очки действительно были очень красивые, со стёклами необыкновенной толщины. Причём, это были "хамелеоны", а тогда это было в новинку. По "Мосфильму" разнёсся слух, что через эти очки я вижу людей раздетыми. Мы уже начали просто шутить: я открываю дверь, раздаётся визг и все женщины разбегаются. Я, кстати, так и не понял, как они узнавали, что я – это именно я, поскольку тогда я ещё не мелькал на телевидении. Видимо, по очкам узнавали. Причём, сначала я не мог понять, что это такое – при моём появлении женщины закрываются руками и убегают, а потом мне рассказали...
М.Ц. – Да, очки явно произвели не тот эффект, на который они были рассчитаны... А как они были по качеству? Помог Вам подарок Высоцкого?
А.К. – Нет, но очки были очень хорошими, замечательное качество! Они были идеально отцентрованы. Я действительно чувствовал себя лучше, ведь, вдобавок, при солнечном свете они поглощали лучи. Я довольно долго их носил. Теперь их уже нет, оправа вся раскрошилась от времени, а футляр до сих пор остался, я его храню.
М.Ц. – А что была за история с книгой Булгакова, которую Вам подарил Высоцкий?
А.К. – А это я у него выпросил. Я ему сказал однажды, когда мы были у него дома: "Вот ты, Володя, поедешь в Париж, пойдёшь на набережную Сены, там книжные развалы..." Он сразу: "А что тебе надо?" Я говорю: "Ну что мне надо... Мне надо Булгакова". – "Ну а что я тебе буду его везти, когда он у меня дома стоит. На, возьми". И я стал счастливым обладателем выпущенного без купюр романа "Мастер и Маргарита". Эта книга до сих пор у меня хранится.
М.Ц. – Как я понимаю, Вы неоднократно бывали дома у Высоцкого?
А.К. – Я часто ночевал у него дома на Малой Грузинской. У него была хорошая библиотека, в том числе, были книги Бердяева, которые было не достать нигде. Я вгрызался в эти книги, сколько мог, старался не спать ни минуты. Я не хотел брать Бердяева из его дома, даже не говорил Володе ничего, понимая, что квартира может быть "на прослушке".
М.Ц. – Тяжёлые были времена...
А.К. – Да, времена были действительно тяжёлые. Каждый раз, оформляя поездку за границу, Володя брал пачки своих заграничных пластинок, чтоб было чем задобрить чиновников, и отправлялся за визой.
М.Ц. – Какое Ваше профессиональное мнение о музыкальных способностях Высоцкого?
А.К. – Вы знаете, есть некий феномен... Сколько ни пытались люди – и я, в том числе, – делать обработки для Высоцкого, лучшим интерпретатором своих песен был он сам. Ближе всего к его сути были французские аранжировщики. Я говорю об известном двойном диске.
Кстати, эта пластинка вызвала скандал в России. Получилось вот что. Фирма сделала в одном экземпляре пластинку, и предложила нашим доблестным руководителям культуры послушать её. Марина Влади привезла эту пластинку в Москву. Наши господа от культуры, увидев пластинку в обложке, решили, что она уже там продаётся, – ведь это и выглядело, как нормальная, серийно выпущенная пластинка. "А что нам её слушать, раз она там уже выпущена?"
М.Ц. – А зачем французы присылали эту пластинку в Москву?
А.К. – Ну, наверное, хотели вступить в какие-то деловые контакты.*1 Впрочем, я отклонился. Слушая Высоцкого, я понял, что он сумел подчинить свою не всегда благозвучную гитару. Если убрать слова и оставить только аккомпанемент, то скажешь: "Ну что это такое?! Любительщина какая-то!" Но он эту гитару как-то мог подчинить. Володя очень переживал, что он недостаточно хорошо играет на гитаре, но, тем не менее, он каким-то образом добивался органичности. Это чувство, которое даётся откуда-то свыше. Он играл так, что это было органично его песням.
Высоцкий очень тонко чувствовал музыку, высказывал иногда очень интересные идеи относительно того, что бы он написал, если бы... Но, к сожалению, это всё было в сослагательном наклонении по известным Вам причинам.
М.Ц. – А на пианино он при Вас не играл?
А.К. – Играл, но чуть-чуть. Когда он приезжал ко мне на улицу Гашека, где я до сих пор живу. Он подошёл к инструменту и взял два-три аккорда.
М.Ц. – Высоцкий был у Вас и на других квартирах?
А.К. – Да, был на Синопской набережной, где я когда-то жил. Это была служебная квартира от Мюзик-холла, дом 36, квартира 27.
М.Ц. – Высоцкий пел у Вас дома?
А.К. – Мы никогда его не эксплуатировали, давали ему возможность отдохнуть. Когда он что-то пел, то делал это исключительно по собственной воле, никто к нему никогда не приставал с просьбой спеть.
Были такие случаи, когда его, что называется, прорывало. Помню, как в один вечер он спел "Баньку по-белому", "Баньку по-чёрному" и другие песни. К сожалению, мы не записали тогда. Мы сидели тогда у Ласкари, у него не было магнитофона. А я тогда работал на радио и всегда возил с собой диктофон. И надо же было так случиться, чтобы именно в этот вечер я оказался без диктофона. Очень жалко.
Кстати, благодаря Володе, мы в первый раз попробовали омуля. Его почитатели прислали ему бочонок омуля, и Володя развозил его по всем своим друзьям, всех угощал. И вот у Кирилла Ласкари мы с картошкой ели омуля. Это запомнилось.
М.Ц. – У Вас вообще не осталось оригинальных фонограмм Высоцкого?
А.К. – К сожалению, нет. Ну кто бы мог думать... У меня была та запись песен для фильма, которую я получил от Швейцера, но, увы, не сохранилась.
М.Ц. – У вас с Высоцким были планы совместных работ?
А.К. – Он хотел, чтобы я написал музыку для одного из его сценариев, но я даже не знаю, о чём это. Володя сказал, что всё это пока ещё в голове, но у него есть друг... Я боюсь напутать, но по-моему, он говорил о каком-то югославском режиссёре. Он говорил: "Я хочу, чтобы мои друзья написали музыку". Он имел в виду Лёшу Зубова, с которым очень дружил, и меня тоже хотел попросить.
М.Ц. – Вам запомнились какие-нибудь беседы с Высоцким?
А.К. – Я вспоминаю стихи, написанные Поженяном: "Надоело хамство стен ушастых". Иногда хотелось поговорить, излить душу. Причём, я знал, что Володе можно полностью доверять, но "стены ушастые" не позволяли о многом поговорить. К тому же, мы и без слов понимали друг друга, были какие-то аспекты, о которых не надо было и говорить.
М.Ц. – Вы видели Высоцкого в театральных ролях?
А.К. – Я был очень тронут, когда он пригласил меня на "Гамлета", когда "Таганка" выступала в ДК имени Первой пятилетки. Зная, что я плохо вижу, он достал мне билеты в первый ряд. Он очень радовался, когда его хвалили как актёра, потому что была такая версия: дескать, песни у него хорошие, а актёр-то он никудышный.
На самом деле актёр он был замечательный, очень тонкий, очень профессиональный. Вообще Высоцкий был человек от Бога.
Могу ещё Вам рассказать, как я однажды немножко помог в Польше, когда там готовился к изданию сборник стихов Высоцкого. В 1986 году меня впервые выпустили за рубеж, я поехал на польский джаз-фестиваль. Там я познакомился с Ольгой Бранецкой, которая способствовала изданию книги. Там были тексты всех баллад для фильма "Бегство мистера Мак-Кинли", и там была допущена ошибка, которую я поправил. У Высоцкого сказано:
"Я целеустремлённый, деловитый,
Подкуренный, подколотый, подшитый"
А поляки не знали, что такое "подшитый", и решили, что это – "подпитый". Я им объяснил. Потом мне подарили эту книгу.
В начале 1980-х годов мы с Кимом Рыжовым написали песню памяти Высоцкого. Её очень долго пел, – кажется, и сейчас иногда поёт, – Иосиф Кобзон. Я не могу сказать, чтоб это была какая-то особенно выдающаяся песня, но сделана она профессионально.
Издать эту песню нам не разрешили. У Кима Рыжова просто рассыпали его сборник. Стихотворение было посвящено Высоцкому, но цензура сначала не заметила этого и пропустила, а потом, когда вышел сигнальный экземпляр, то рассыпали весь сборник. Это было примерно в 1983-м году. В итоге эта песня ходила в списках, но так и не была издана.
4.03.2006 г.
Беседу вёл Марк Цыбульский (США)
(Copyright © 2006)
_______________________________________________
<<< (обратно к тексту)
|
