|
На первую страницу сайта "Владимир ВЫСОЦКИЙ. Каталоги и статьи"
К оглавлению раздела
На этом сайте статья публикуется впервые – 25.03.2004 г. (дополнена 13.10.2004 г.),
первоначальный вариант статьи опубликован в газете
"Новое русское слово", Нью-Йорк, США, 31.10.1997 г.,
и в альманахе "Мир Высоцкого", вып.2, Москва, 1998 г., стр.426–430.
Марк Цыбульский (США)
(Copyright © 2004)
Галич и Высоцкий
Когда слышишь слова "авторская песня", то вспоминаются три имени – Александр Галич, Булат Окуджава, Владимир Высоцкий. Совершенно различные как по стилю, так и по тематике своей поэзии, они подняли авторскую песню до уровня самостоятельного поэтического жанра.
Поэты, однако, живут не в безвоздушном пространстве. На творчество любых, даже самых самобытных из них, в большей или меньшей степени оказывает влияние поэзия других авторов, как правило, старшего поколения.
Из триады корифеев авторской песни В.Высоцкий был самым молодым. На своих концертах он довольно часто говорил о том, что стал, так сказать, поющим поэтом под влиянием Б.Окуджавы. Высоцкий называл Окуджаву своим духовным отцом, будучи уже зрелым поэтом, посвятил ему "Притчу о Правде и Лжи".
Было ли какое-нибудь влияние на Высоцкого со стороны А.Галича? Каковы вообще были их взаимоотношения? Я попытался проанализировать это, приняв участие в полемике на страницах газеты "Новое русское слово" (Нью-Йорк) в 1997 г.
У моей статьи, помещённой в "Новом русском слове" 31 октября 1997 г., оказалась довольно необычная судьба. Её перепечатали в сборнике "Мир Высоцкого",*1 снабдив послесловием редакции альманаха,*2 и отказали в просьбе дать возможность ответить на редакционный комментарий. Ну, нет проблем, – я ответил в московском журнале "Вагант –Москва",*3 поскольку понимал, что и у альманаха, и у журнала читатели одни и те же.
С тех пор прошло уже немало времени, страсти улеглись, и мне хочется снова вернуться к вопросу, ответ на который я пытался найти семь лет назад: какие отношения связывали Галича и Высоцкого?
Непосредственным поводом написания статьи стала заметка Н.Панькова "Процесс взвешивания на критических весах", в которой автор писал: "Мне же (это исключительно моё личное мнение) кажется, что новосибирский фестиваль бардов, вернее, вызов, брошенный на нём Галичем системе, очень сильно повлиял на творчество Владимира Высоцкого. Высоцкий же как диссидент появился позже".*4
Автор заметки оговаривается, что он вовсе не считает себя специалистом по творчеству Высоцкого, поэтому эти строки следует рассматривать не как спор с Н.Паньковым, а как размышления человека, более двадцати лет занимающегося высоцковедением, о том, что же было общего и что разделяло А.Галича и В.Высоцкого.
Несомненно, общим был талант, та Божья искра, без которой нет поэтов, а есть заурядные рифмачи-стихоплёты. Общим было глубинное знание предмета стиха, чистота языка, отточенность рифм. А самое главное – гитара...
Давайте спросим себя: если бы Галич свои стихи не исполнял под гитару, а просто читал (что, кстати, вполне возможно, – поэзия Галича вовсе не проигрывает от отсутствия музыкального сопровождения), пришло бы кому-нибудь в голову сравнивать их со стихами Высоцкого? Да нет, конечно! Ведь не только тематикой они отличались, – сами внутренние двигатели их творчества были разными.
Когда Высоцкий ещё только начинал, в активе Галича были уже и пьеса "Матросская тишина", и песни, весьма серьёзные по содержанию. Годы гонений были, однако, ещё впереди. Галич продолжал оставаться членом творческих союзов, по всей стране шла пьеса "Вас вызывает Таймыр", по радио звучал его знаменитый шлягер "До свиданья, мама, не горюй!" Любопытно, что когда в конце 1965 г. журналисты еженедельника "Неделя" брали интервью у поэтов, занимавшихся авторской песней, то Высоцкого среди опрошенных не оказалось, а вот Галич был, что в определённой мере говорит о степени популярности обоих на тот момент. Никаких оснований избегать встреч со старшим коллегой у Высоцкого не было.
Он и не избегал, но, кажется, и не очень стремился к общению. Во всей мемуарной литературе о Высоцком есть лишь два свидетельства того, что с Галичем он был знаком и несколько раз встречался.
Вспоминала актриса Т.Додина: "Когда мы учились на третьем курсе (в 1959 г., – М.Ц.), на сцене нашей студии репетировали пьесу "Матросская тишина" Галича, репетировали актёры будущего театра "Современник". Уже тогда Володя встречался и общался с Галичем. А следующая встреча с ним произошла в Риге... В Прибалтике тогда (в 1960 г. – М.Ц.) отдыхал Галич, и я хорошо помню, что мы собирались в нашем большом номере, много разговаривали, Галич пел, пел и Володя".*5
Второе воспоминание принадлежит С.Чеснокову: "Александр Аркадьевич лично говорил мне, что к нему "...вчера приходил Владимир, спел новую песню". Он записал её и показал мне запись, это была только что написанная "Банька"... Дату точно не помню, но это определённо было в конце шестидесятых, вероятно, осенью 1968 г.".*6
Ещё два свидетельства общения Высоцкого и Галича удалось отыскать автору этих строк. Фотохудожник В.Нисанов рассказывал мне, что вдова Б.Пастернака О.Ивинская говорила ему, что у неё на кухне однажды по очереди пели свои песни Александр Аркадьевич и Владимир Семёнович.
Другой известный фотограф, Л.Лубяницкий, знавший обоих поэтов, говорил мне, что они встречались в Москве, но никаких деталей он не знает.
В середине 1960-х гг. Высоцкий не часто, но всё же исполнял на концертах и домашних вечерах не свои песни. В его исполнении известно "Бабье лето" И.Кохановского, "Зонг о десяти ворчунах" на слова неизвестного автора, "Поговори хоть ты со мной..." А.Григорьева и другие вещи. Из песен Галича Высоцкий исполнял лишь одну – "Чувствуем с напарником: ну и ну...". (Во всяком случае, фонограмм других песен Галича в исполнении Высоцкого не обнаружено. Надо, однако, сказать, что высоцковед из Латвии В.Бакин писал мне, что он слышал песню Галича "Тонечка" в исполнении Высоцкого, но запись не сохранилась).
Песня эта отнюдь не из самых острых у Галича. Может быть, Высоцкий опасался? Вряд ли, ведь до самого конца 1966 года он публично исполнял и "Штрафные батальоны", и "Песню про попутчика" (имевшую, кстати, вариант названия "Песня про тридцать седьмой год"), по тематике весьма близкие к песням Галича. Так что, видимо, не в опасении дело, а просто – не нравилось.
С 1967 года "Песня про попутчика" публично Высоцким не исполнялась. На новосибирский фестиваль он не поехал, а лишь послал участникам приветственную телеграмму. (Кстати, так же поступили и Окуджава, и Ким, и Анчаров). Почему? Да потому, что никаким диссидентом, вопреки утверждению г-на Панькова (он, правда, далеко не первый, кто так считает), Высоцкий никогда не был! Он не любил многое, гораздо больше того, о чём написал в известном стихотворении, но и любил он значительно больше. Галич же был заряжён ненавистью. Да, – благородной, справедливой, но – ненавистью...
Однажды, уже после эмиграции, в передаче радиостанции "Свобода" Галича попросили оценить собратьев по авторской песне – Окуджаву и Высоцкого. Галич ответил так:
"Высоцкий – более жанров (чем Окуджава, – М.Ц.), но, к сожалению, я бы сказал, более неразборчив: у него есть замечательные произведения, но рядом с ними идёт поток серых и невыразительных сочинений".*7
Высоцкий – неразборчив?! Звучит странно, но, видимо, дело в том, что Галича, годами разрабатывавшего всего одну тему – тему отрицания Советской власти, – широко раскрытые на любые проявления жизни глаза Высоцкого просто раздражали, он этого не понимал. Точно так же, как и Высоцкий не понимал однотемья Галича.
А может быть, Высоцкий знал об обвинениях со стороны Галича? Если так, то нежелание его общаться со старшим "коллегой по цеху" делается вполне понятным...
Автор книги "Русские" Х.Смит пишет: "Падение Галича началось с вечеринки в декабре 1971 г., на которой он даже не пел. По словам Галича (выделено мной, – М.Ц.), Высоцкий пел его песни на свадьбе молодого актёра Ивана Дыховичного, женившегося на Ольге Полянской, дочери члена Политбюро Дмитрия Полянского. Полянский, имеющий репутацию консерватора, усмехался, слушая песни Высоцкого, но пришёл в ярость, услыхав острые сатиры Галича...
По словам Галича, Полянский в тот же вечер позвонил Петру Демичеву, главному партийному надзирателю за культурой, и через десять дней, 29 декабря, Галич был исключён из Союза писателей за пропаганду сионизма, поощрение эмиграции в Израиль и отказ осудить издание своих песен на Западе".*8
За разъяснениями я обратился к И.Дыховичному. "Это такая глупость... Это такой бред... Ну, трудно себе представить просто! Володя пел на моей свадьбе, но пел он свои песни, а не Галича", – сказал он в телефонной беседе.
В общем, такой ответ я, конечно, и предвидел. Петь песни Галича в присутствии члена Политбюро – это уже не глупость, а подлость. Представить, что Высоцкий был на такое способен, разумеется, невозможно.
Бывая за границей, Высоцкий открыто встречался с людьми, общение с которыми советским гражданам, мягко говоря, не рекомендовалось. В Париже он присутствует на вручении премии А.Синявскому, в Нью-Йорке навещает И.Бродского, в Бостоне беседует с Н.Коржавиным. Долгие годы дружбы связывали его с отвергнутым Советской властью и выброшенным из страны М.Шемякиным, жившим тогда во Франции. Уж он-то должен знать, встречались ли Высоцкий с Галичем за рубежом. "Нет, они не встречались. Володя его не любил и встреч не искал", – ответил мне на этот вопрос М.Шемякин.
А вот ещё любопытное свидетельство. Известный высоцковед Б.Акимов, тесно общавшийся с Высоцким в последние годы его жизни и помогавший ему готовить тексты для книги стихов, которую Высоцкий пытался "пробить", рассказал мне такой случай: "Я пришёл к нему, мы начали разбирать рукописи. И тут я говорю: "Владимир Семёнович, а вот эта строка (сейчас уже не помню, какая) похожа на галичевскую. Он сразу: "Какая?" – Я показал, он взглянул и тут же сказал: "Иди домой, мне сейчас некогда". А собирались как раз поработать подольше...".
Свидетельств того, как оценивали друг друга Галич и Высоцкий, известно, в общем-то, немного. Слова Галича в интервью "Свободе" приводились выше. Известны также воспоминания знакомого Галича – В.Лебедева:
"Ещё в начале нашего знакомства спрашивал его о Высоцком. Оценил высоко. Даже в незамысловатых (как бы) стихах сразу выделил строчку: "Ведь массовик наш Колька дал мне маску алкоголика". "Это, – сказал Александр Аркадьевич, – очень хорошо. И это тоже:
"Хвост огромный в кабинет
Из людей, пожалуй, ста,
Мишке там сказали – нет,
Ну а мне – пожалуйста".
Пожалуй, ста и пожалуйста – это просто здорово"".*9
Высоцкий, находясь летом 1974 г. в Набережных Челнах, о Галиче в интервью отзывался похуже: "Один элемент у него сильный и преобладающий – сатирический. Может, поэтому музыкальный и текстовой отстают".*10
Вспоминал сценарист И.Шевцов: "О Галиче: "А-а.. "Тонечка!".. "Останкино, где "Титан"-кино"... Когда вышла его книжка в "Посеве", кажется – он ещё здесь был, – там было написано, что он сидел в лагере. Я его спрашивал: "А зачем Вам это?" Он только смеялся".*11
Не могу не сказать ещё несколько слов о "диссидентстве" Высоцкого. В 1976 году, когда он был в США, его пригласили на телепередачу "60 минут". Через много лет известный американский славист Б.Рубин, лично знавший Высоцкого, вспоминая о той передаче, сказал мне: "Думаю, что советское правительство было просто счастливо, что "60 минут" передали интервью с Высоцким. Они представили его как диссидента, что было, конечно, смешно: если диссидент может отправиться на Таити или выступить в Америке, то не так уж тяжко ему приходится в родной стране".*12
Да, Высоцкий диссидентом не был. Но почитайте его стихи – и вы поймёте, что он очень хорошо знал, что на деле представлял собой "великий могучий Советский Союз".
Схлынули вешние воды,
Высохло всё, накалилось.
Вышли на площадь уроды –
Солнце за тучами скрылось.
А урод-то сидит на уроде
И уродом другим погоняет,
И это всё – при народе,
Который приветствует вроде
И вроде бы всё одобряет.
И в этих-то условиях становиться диссидентом?! Ради народа, который "всё одобряет"? Нет уж, увольте, себе дороже. А разницу между "двумя мирами – двумя системами" Высоцкий знал по опыту – за границей бывал часто, гораздо чаще Галича, который до эмиграции, насколько мне известно, был за рубежом лишь однажды.
Кстати, скажем и об этом. Среди поклонников Галича до сих пор бытует мнение, что уехать в эмиграцию его заставили не фигурально, а буквально: вызвали "куда надо" и предложили на выбор – далеко на Запад, или далеко на восток.
Увы, приходится разрушить легенду – не в осуждение покойному поэту, а попросту правды ради. Откроем газету "Нью-Йорк Таймс" от 18 июня 1974 года: "Александр Галич, советский песенник и поэт, сказал сегодня, что ему разрешено эмигрировать в Израиль... В прошлом году в январе господину Галичу было отказано в просьбе посетить родственников в Соединённых Штатах, очевидно, по идеологическим соображениям".
Вот так обстояло дело – просился за рубеж, но отпустили не сразу (наверное, не надо объяснять, что речь шла не о посещении вряд ли существующих американских родственников, а об эмиграции). А потом отпустили, решив, что за рубежом Галич будет менее опасен. И не просчитались – за три года вне России Галич написал немного. То ли ненавидеть на расстоянии оказалось труднее, то ли дело в том, что ненависть оказалась западной публикой невостребованной.
М.Шемякин рассказал мне о трёх концертах Галича в Париже: "На первом был полный зал. На втором половина мест пустовала. А на третьем зал был заполнен едва ли на четверть".*13
Можно обижаться на невнимание французской публики к проблеме прав человека в СССР, можно целыми кусками цитировать максимовскую "Сагу о носорогах". Факт, однако, остаётся фактом – Галич на Западе не был интересен.
Было три концерта в Париже и у Высоцкого. И было на них всё с точностью до наоборот. "В первый день у меня вдруг оказалось 350 человек, на что никто не рассчитывал, – рассказывал сам Высоцкий в интервью. – На второй день у меня было человек пятьсот, а в третий! Короче говоря, мы не пустили то же количество людей, которое было в зале".*14
И это, наверное, справедливо. Потому что читателя и слушателя – будь он француз, американец или грек – интересует не борьба (неважно, – с Советской властью или чилийской хунтой), а поэзия.
Кстати, первый концерт Высоцкого в Париже состоялся 15 декабря 1977 года, в день смерти Галича. Как вспоминает Шемякин, Высоцкому на сцену прислали записку с сообщением об этой смерти и попросили сказать несколько слов о покойном.
Высоцкий на записку не ответил...
_______________________________________________
<<< (обратно к тексту)
|
